Гроб хрустальный

Глеб часто думал, что будет, если вдруг -- обыск. Мысли эти становились особо навязчивы, когда он двумя пальцами выстукивал на "Москве" (не на "Эрике", увы) какое-нибудь "Шествие". Родителей, как правило, дома не было. Не то, чтобы они были против Самиздата -- у отца до сих пор лежали в столе три толстенные папки, даже Нобелевская речь Солженицына, завернутая в "Литературку" со статьей о литературном власовце. Просто родители считали, что Глебу еще рано, что надо учиться, окончить школу, а потом уже... Как с сексом -- о нем не говорят, оно только для взрослых. Иногда, глядя на прохожих, Глеб спрашивал себя: кто из них, подобно ему, вовлечен в эту сеть. Представить того или иного прохожего с ксероксом Оруэлла было и поверить в это было так же невозможно, как допустить, что мужчины и женщины, целующиеся на улице, раздеваются дома догола и делают то, что описано в "Камасутре".

Но топот на лестнице... стук сердца... канонада клавиш. Не спрашивай, по ком звонит дверной звонок: он всегда звонит по тебе.

На четверых было только два стакана, и пришлось пить вдвоем из одного. Глеб вспомнил старую примету и сказал Оксане:

-- Теперь я буду знать все твои мысли. -- А она в ответ чуть наморщила лоб, будто припоминая, есть ли у нее мысли, которые хотелось бы скрыть.

Они сидели в номере Абрамова и Емели. Миша извлек из сумки бутылку "Алигате", они разлили и, чокнувшись, выпили: Емеля с Абрамовым -- вырывая стакан друг у друга, а Глеб с Оксаной -- сдержанно, стараясь не касаться друг друга щеками.

-- Послушайте, -- спросил Глеб, -- а что мы скажем остальным, куда делась бутылка?

-- Скажем -- разбилась, -- предложил Миша.

-- А кому надо что-то говорить? -- спросила Оксана, и Глеб объяснил, что выпивка была куплена в складчину для церемонии вручения МНП.

-- Что такое МНП?

-- Малая Нобелевская премия, -- объяснил Миша. -- Мы все входим в Малыую Нобелевскую Академию и сегодня как раз должны огласить вердикт.

-- За это надо выпить! -- сказал Абрамов и снова налил.

Бутылка опустела на две трети, и довольно улыбающийся Миша сказал:

-- Вы знаете классный анекдот, почему евреев никто не любит?

-- Почему никто не любит? -- удивилась Оксана. -- Я вот люблю, -- и тут же, смутившись, прибавила: -- Ну, в смысле, мне все равно, еврей, не еврей...

Емеля уже рассказывал:

-- ... и встает тут старый еврей и говорит: "А не любят нас, потому что мы мало пьем!"

Все засмеялись, но анекдот, оказывается, не закончился. Пока Емеля рассказывал, как евреи решили напиться в складчину, а хитрая Сара посоветовала Абраму (Емеля говорил "Аб'гаму", нарочито картавя, что, при его дикции, в общем-то, не требовалось) взять бутылку воды и вылить в общий котел: все равно никто не заметит.

"Можно ли считать это признанием в любви? -- думал Глеб. -- Ведь она в этот момент сидела рядом со мной и смотрела на меня. Или, раз я четвертинка, мне достается только четверть ее любви?"

-- И вот, -- досказывал Емеля, -- самый старый раввин зачерпывает расписным узорным ковшом из чана, делает глоток и, словно прислушиваясь к себе, говорит "Вот за это нас и не любят!"

Все засмеялись снова, и Абрамов разлил остатки вина по стаканам..

В самом деле, жаль, что примета не работала. Глядя на покрасневшее лицо Оксаны, Глеб думал, что никогда не узнает, о чем она думает. Разве что --спросить напрямую: "Что ты имела в виду, когда..." Но нет, невозможно.

-- Эврика! -- вдруг сказал Абрамов. -- Есть классная идея. Я знаю, что делать с бутылкой!

Церемонию вручения МНП решили проводить в номере Глеба и Чака. Девочек, учитывая матерность церемонии, не звали, да и комната была маловата для шестерых. Четыре бутылки стояли между кроватями, а Глеб, как глава Академии, вышел на середину и зачитал длинный текст, им же и сочиненный в поезде накануне. Идея создать Малую Нобелевскую Академию пришла им в голову месяц назад и показалась очень удачной. Тем более, что в глубине души половина класса не сомневалась, что и большая Нобелевская премия их не минует. Вольфсон даже как-то пробовал занимать деньги "до премии" и успешно набрал двадцать копеек на мороженое.

После перечисления имен членов Малой Нобелевской Академии и краткой декларации о целях и задачах премии, Глеб провозгласил:

-- Малую Нобелевскую премию за литературу получает автор истинно народного произведения, великого стихотворного эпоса "Железяка хуева", Алексей Чаковский!

Все заорали "Ура!" и открыли первую бутылку. Передавая из рук в руки, пили из горлышка -- негигиенично и неудобно, слюни попадали внутрь, и Глеб все время боялся поперхнуться.

-- Ты не умеешь, дай покажу, -- сказал Феликс, отбирая у него бутылку. -- Надо вливать в себя, а не присасываться. Это не минет.

-- О, наш Железный, оказывается, специалист по минетам! -- оживился Абрамов. -- Может, переименовать его в Голубого?

Феликс поставил бутылку на тумбочку, и только потом, развернувшись, двинул Витю кулаком в грудь. Тот рухнул на кровать, радостно гогоча.

-- А чего, -- сказал он, -- тебе пойдет. Голубые -- они же модники и мажоры.