Гришкин менталитет

Однажды ему, например, приснилось, что стал он олимпийским чемпионом по художественной гимнастике. Да-да. Привиделось уже случившееся. Не то, как завоёвывал золото в тяжёлой борьбе, а то, как признали его уже победителем. Эдакое паблсити. И вот без особого напряжения сил кажет он возбуждённым зрителям свой талант в показательных выступлениях. Бегает будто от одного края к другому по большому ковру. То сиганёт над ним, то, раскинув руки, согнётся в пояснице, так, как если бы его радикулит хватанул. Словно телёнок, выпущенный весной на волю, подкидывая зад, скачет по лужайке, так же легко в вихре движений импровизирует Музафар всякие па. А сам при этом удивляется: вроде бы ничего особенного в его подскоках, но зрители – гудят в несмолкаемых овациях. Такой сон – век бы не проснулся.

Однако что-то потревожило нашего чемпиона, который, очнувшись, полежал несколько, переживая сладостные минуты почестей, поразмышлял о том, как здорово было бы, случись это наяву, встал с кровати и решил испытать: правомерно ли то, что приснилось? Стоя на одной ноге, протянул другую назад, согнулся в пояснице и взметнул руки в стороны. Ласточкой. Но тут открылась дверь. На пороге, округлив глаза, остановилась Муршида.

– Ты чего это? – спросила она.

Но ругаться не стала, видно, решив, что бедняжку и без того повело.

Такова была жизнь.

И всё б ладно. Не о чём было б нам здесь рассказывать, кроме уже изложенного, не имей наш герой, помимо фундаментального пристрастия к глубокомыслию, ещё одну слабость. Впрочем, и она имела в своей основе всё то же упомянутое пристрастие. Он любил воображать.

Каждую субботу Музафар топил баню, притулившуюся у изгороди в задворках тёщиной усадьбы. Каким долгожданным был этот день, когда забывались все незадачи и хвори, и организм, жаждущий отдушины для изгнания тоски-назолы, возрождался к жизни!

С раннего утра, молча отвергая предложения Муршиды о помощи, Музафар брал ведёрце, потихоньку да полегоньку заполнял котёл бани водой; тайком, если не видела тёща, брал из её сарайчика дрова, экономя тем самым запасы в своём хозяйстве, и скоро уже в печи под котлом бушевало пламя. Когда низкая труба начинала извергать клубы дыма, похожего на пожелтевшую вату, он садился на чурбак, доставал из кармана пачку, не отрывая взора от трубы, разминал сигарету и долго смотрел, как рваные клочья над крышей расстилались поволокой, туманя синий эфир неба. В голове именно в эти минуты рождалась пока еще прелюдия той фантазии, которая стучалась в многодумную голову с раннего утра.

Шёл он в баню в последнюю очередь; один, без жены, после неё, после тёщи, которые оставляли ему неограниченные возможности насладиться оздоровительным процессом, и пребывал здесь бесконечно долго – с часа, когда ещё солнце весело светило над высокими кронами осокоревой рощи, раскинувшейся в подгорье через дорогу, до позднего вечера, когда на улице повисала плотная мгла.

Однажды Насима-аби в разговоре с дочерью обмолвилась по поводу длительности омовений её присяжного.

– Что ж он там делает так долго? Ну час-два можно мыться. А это без малого полдня. Тут ведь и выспаться можно.

– Да нет, – объясняла Муршида, – просто любит на полке поваляться. Пусть хоть до утра моется. Не одно ль, дома или там лежать.

– А вдруг война начнётся? – родилась мысль в голове старой женщины.

Муршида, смеясь причудливости ситуации, в которую пыталась вставить мать своего зятя, успокаивала её:

– Да если война, думаешь, твою баню в первую очередь начнут бомбить?

Дома Музафар услышал-таки от Муршиды об опасениях тёщи. «Чего только не взбредёт в голову! Совсем выжила из ума старая. То ей машину столкнуть под яр, то война нагрянет», – размышлял он.

Однако опасения тёщины не прошли бесследно.

Это был очередной банный день. Ещё когда наш герой наблюдал, как рвань дыма словно нехотя редела, а потом вовсе таяла над прилегающим к тёщиному соседним огородом, в многодумную голову как-то незаметно вкрался сюжет, как всегда несбыточный, но гревший душу теплотой своего содержания. Он представил, что его избрали депутатом Государственной Думы.

Воображать такое походя, чем-то занимаясь – несерьезно. Это ж не дело: то кто-нибудь отвлекает по пустяку, то надо сосредоточиться, выгребая золу из печи или поджигая дрова под котлом, а то ещё что. Ткань мысленной картины получается неровной, вся в узелках, рваных строчках. Здесь нужны условия полного покоя – лёжа в одиночестве на кровати или вот в бане на полке. А на ходу между делом можно думать о какой-нибудь мелочишке. Например: каково бы, если найти кошелёк с деньгами; а что б, если вольнодумица-хохлатка, пригнездившаяся под колесом, увлекла б примером своих товарок.