Музафар, теперь уже подперев рукой щёку, снисходительно смотрел на тестя. Мол, мели Емеля, твоя неделя. Стану я перед тобой отчитываться. Мой кооператив, хоть и всего три человека в нём, не ровня твоим пятистам первобытно-общинного строя.
Перед кооперативами, теми, каковым решил укрепить экономическую мощь страны Музафар, развернулись тогда, как живописали те водовозы, широкие перспективы. Государство, чинуши при нём, не обременяя себя трудом – узнать, кто же простирает длань свою, щедро выпрастывали из народной мошны льготные, беспроцентные и, как оказалось впоследствии, безвозвратные ссуды тем кооператорам. Музафар на ссуду-дармовщину приобрёл старый грузовик, съездил разок на нём со своими товарищами в лес за брёвнами для крыши фермы, которую подрядился перекрыть, и даже свозил на рынок соседнего областного центра энергичных, всё ищущих где бы поглубже, женщин-торговок и поставил свое авто на прикол, потому что двигатель у него оказался слишком прожорливым, и вообще, как говорили знатоки, надо было покупать машину не с бензиновым, а с более экономичным – соляровым двигателем.
Ни крыши той фермы кооператоры тогда не докрыли, ни на извозе их председатель не обогатился, и стояло авто уже несколько лет в огороде Музафара, ласкаемое щедрыми солнечными лучами и омываемое всеми дождями нового времени.
Нельзя сказать, что пользы от машины не было вообще никакой, потому как, например, соседская хохлатка, чувствуя веяния приступающей свободы и демократии, тайком от своей хозяйки самочинно устроила здесь под колёсами гнездовье и откладывала чуть ли не ежедневно по яйцу, которые Музафар забирал, оставляя для приманки белый голыш. Польза, помимо, должна была образоваться со временем: все эти годы Музафар размышлял, как обойтись с машиной – может, покупатель какой найдётся, не отличающий бензин от солярки, может, на запчасти кто её купит. А пока машина стояла. Выцветшая, бледная, как зачхотившая в одиночестве женщина. Хлеба она не просила и лишь в одном чинила беспокойство.
Её сиротливое пребывание на огороде не нравилось тёще Музафара. Насима-аби после смерти мужа, того самого дедка, сильно сдавшая, в свои восемьдесят пять лет оставалась ещё в здравом рассудке и держалась в этой осложнившейся жизни довольно крепко. Музафар проживал у неё в шабрах и, к счастью, нашёл с её стороны хоть какое-то понимание, выражавшееся в долготерпении престарелой женщины, не изводившей упрёками, щадившей своего незадачливого зятя, уже какой год пребывавшего на попечении её, Насимы-аби, дочери.
Как-то беседовали они о житье-бытье. Минувшие после тех приснопамятных времён радужного настроения годы сбили с Музафара спесь. Кооператив-то не только создать, но надо организовать его работу, крутиться, вертеться. Этого не случилось, и теперь, годы спустя, зять сидел, больше похожий на мокрую курицу. Тёща в тихой беседе доброхотливо назидала ему.
– Что ж она стоит столько лет, и никакой пользы от неё?
Речь всё о той злополучной машине.
– Посмотри, сколько места занимает. Ведь там полмешка, не меньше, картошки можно выкапывать ежегодно.
Тёща не в курсе. Знала б она про соседскую хохлатку, загнездившуюся там, помолчала б насчёт картошки. Ведь, даст бог, из-под колеса только за летние месяцы можно собрать без малого сотню яиц. Без никаких затрат. А картошку сажать, полоть, выкапывать надо.
Музафар не раскрывается насчёт той дармовщины, чтобы не делиться прибылью со старой. А расскажи – может, и не лезла бы с советами. А то ведь до чего додумалась.
– Ты знаешь, – не унималась Насима-аби, – попроси мальчишек, да и я сбоку сколько смогу пособлю. Подкатить её, машину-то, к оврагу да толкнуть. Пусть катится.
Совсем сдурела старая. Даже если б не хохлатка, видя технику возле дома, прохожие или случающиеся посетители сразу впечатляются о её владельце: какой хозяйственный! Это раз. Другое: такую махину толкать до оврага – сколько сил потратить надо. Работа дурака любит. Пословицу эту, раз услышав, Музафар запомнил на всё жизнь и следует ей, как молитву повторяя в случае, если не сладиться дело какое, или отказываясь от какого трудоучастия.
Не согласившись с таким воззрением своего председателя, ушли от него члены кооператива.
В первый же день, в тот, когда они поехали в лес, председатель только ходил вокруг своих сотоварищей, которые тужились, пыхтели, загружая брёвна. А он подсказывал им. Он руководил. Руководил при последующей выгрузке, а затем при начавшихся плотницких работах.
Работали ребята дружно, с огоньком, но не могли они противостоять своему начальнику, который, присутствуя, можно подумать, задался целью затушить этот огонёк. На все случаи у него был готов совет: каким концом загружать лесину в кузов, какой конец стропилины должен оставаться под коньком; в шип или просто в лапу делать связку между стропилинами. И даже когда не было расхождений во мнении, не видя, что на него не обращают внимания, он навязчиво долго объяснял, почему именно этот конец нужно пустить вперёд по борту машины или для чего связка делается в шип.