Гришкин менталитет

Во время перекура председатель уже представал в другой ипостаси, и тогда разгорались споры вовсе не о бревнах и строительстве.

– Наши-то не хотят отдавать Японии спорные острова, – вспоминал вдруг кто-нибудь то, что услышал накануне по телевизору.

– Это Шикотан что ли?

– Да, Итуруп, Шикотан.

Тут, не дав ещё обозначиться идее разговора, в него вихрем врывался Музафар.

– С какой это стати мы должны отдавать наши острова? – строго спрашивал он.

– А наши ли? – возражали ему.

– Наши или нет – не важно, – рубил председатель-идеолог. – Эти острова имеют стратегическое значение.

– Что это за такая стратегия великана рядом с крошечной Японией? Нам бы стратегией заниматься на своих немереных просторах. По всей стране бесхозяйственность, а ещё на те клочки в море нищету завезли да в спор с богатым соседом вступили.

– Вот ты как! Подрывник! Предатель! Тебя отправить надо в ту Японию, к богатым соседям.

– Ждут они меня там, не дождутся, когда я им коммунизм привезу с собой. А на этих каменных клочках, Шикотане да Итурупе, японец, верни их ему, заведёт рай. Он не так богат землёй, как мы, а потому каждый клочок у него в деле, обласкан, взлелеян, ухожен.

– Знал бы, что ты такой предатель, не взял бы к себе в кооператив, – возмущался председатель.

Уставшие от своего прилипчивого руководителя, ребята старались спровадить его.

– Ты б поехал насчёт шифера договорился, – подсказывали ему. – А мы тут без тебя справимся.

– Я сам знаю, куда мне ехать, – отвечал тот, ещё не насладившись своей руководящей ролью.

Пересказывать все перипетии краткой истории того кооператива – скучное занятие, потому что она, эта история, немудрёные события, слагавшие её, были следствием убеждений председателя. «Всё образуется», - говорил он в одних случаях, когда следовало бы решительно действовать, не упуская появившейся возможности. «Работа дурака любит», - говорил в других случаях, оставаясь лежать на кровати в течение всего дня наедине со своими размышлениями. Таким образом, получается, что и кооператив в скором времени, как говорится, приказал долго жить вовсе не из-за трудностей, каковыми полнилось навалившееся кутерьмой неразберихи время, а из-за принципиальных воззрений незадачливого руководителя.

И вот уж несколько лет наш герой не только не руководит, вообще оказавшись не у дел, но, даже наоборот, теперь им руководят. Кто? Жена.

Муршида, видя мужнину непригодность в деле укрепления семейного бюджета, к тому же за долгие годы не прижив с ним ни одного ребёнка, держала теперь Музафара в своём штате в качестве этакого дворового мальчишки на побегушках, который должен был: ходить в магазин за хлебом и попутно присматриваться, не завелись ли на рынке субпродукты или мясо по сходной цене для её многочисленных кошек и собак, которых она, как водится это у старых дев и бездетных женщин, держала за неимением других объектов, жаждущих душевного тепла и материнского внимания; трижды в неделю наведываться к молочнице; при необходимости, если обнаруживалось, что свои запасы иссякли, дойти до тёщи то за сахаром, то за яйцом или маслицем для сдобы. Одно время он ежедневно даже воды для домашних нужд заносил, а также обеспечивал дом дровами на зиму, но обнаружившийся бог весть от каких потуг геморрой освободил его от тяжёлого физического труда. Муршида не считала за труд сбегать перед уходом на работу или в обеденный перерыв с ведёрцем к колонке, а дрова покупала у заезжих шабашников.

Вот таковой стала теперь обыденность Музафара. Нельзя сказать, что жена полностью смирилась с таким статус-кво, частенько бранила его, если он попадался под горячую руку, а случалось, исхлестав тряпкой по морде, изгоняла из дома, пообещав больше не пускать сюда, но через несколько дней, закрутившись в суете, то случайно увидев его, идущего по улице, то найдя притаившегося в пустующей летней кухоньке тёщи, восстанавливала в привычных усечённых правах и содержала, быть может, считая, что пусть рядом будет малополезный, возлежащий на кровати, но живой человек, чем одной средь зверья коротать серость будней. И более того, в три дня раз она выдавала ему денег на пачку дешёвых сигарет, постоянно назидая о бережливости: мол, кури один, нечего приваживать «стрелков». А однажды в здравом расположении духа, расщедрившись, даже купила ему дешёвые зелёные штаны, того турецкого фасона, в коих щеголяла молодёжь в новейшие времена.

Как уже, видно, подметил читатель, круг обязанностей Музафара был вовсе не обременителен, и чувствовал он себя вполне сносно, долгими часами предоставленный сам себе, в одиночестве и глубокомыслии лёжа на кровати. Какие мысли роились в его голове, о чём он думал, вероятно, что-то выжидая и готовясь, - можно только предположить, но лежать и размышлять – стало основным его занятием.

Он лежал и думал. Засыпал и вновь, проснувшись, лежал с открытыми глазами. И вновь засыпал. И видел сны. О, какие он видел сны! Как причудливы были они! Как могло рождать подсознание такие сюжеты!