Гретхен

– Конечно, если бочками есть смалец, то и не такое будет! – Гретхен сплюнула белую пену от зубной пасты в раковину.

– Никакими не бочками! Я всего-то четыре бутерброда себе сделал! – возмутился Гансик.

– Для человека, который не переваривает смалец, и одного бутерброда много! – сказала Гретхен. – А тебе, похоже, этот жир совершенно противопоказан!

– Ой, как мне плохо! – простонал Гансик.

Гретхен стало даже немного жалко брата, но это чувство еще не успело как следует оформиться, потому что Гансик продолжил свою речь:

– И температура, похоже, подскочила! Нет, завтра в школу я никак не могу идти!

– Так, – проговорила Гретхен без тени сочувствия. – Изжога изжогой, а уроки уроками! По какому предмету у тебя завтра контрольная?

– Ни по какому! – ответил Гансик, нервно хлопая ресницами.

– А я думаю, что у тебя точно завтра что-нибудь этакое есть! – Гретхен не знала его графика контрольных и проверочных работ, которых Гансик всегда страшно боялся, но зато хорошо знала характер брата. Сказанная уверенным тоном фраза возымела свое действие.

– У меня только тест по истории, – признался Гансик. – А мама меня не подготовила. А сам я не могу!

Гансик опустился на краешек ванны, и Гретхен почувствовала, как у нее внутри поднимается отвращение к этому неприятному существу. Как будто она совершенно разлюбила брата.

Она бы рада была подсесть к нему, приобнять, сказать что-нибудь ободряющее, но это было выше ее сил. Все в ней противилось, ей было неприятно даже пальцем тронуть эту гору жира, устроившуюся на краешке ванны. В довершение ко всему гора безо всякого стеснения принялась выпускать газы. Кафельные стены ванной комнаты усиливали звуки канонады. Тяжелый запах распространился по всему помещению. Гретхен стало дурно. Она быстро дополоскала рот. Гансик продолжал преспокойно «стрелять».

– Вот видишь, у меня действительно живот расстроился! – проговорил он жалобным тоном.

Гретхен рванула к выходу.

– Постой! Ты куда?! – воскликнул Гансик и схватил ее за руку, пытаясь удержать.

Гретхен выдернула руку, но так резко, что не рассчитала движения и задела полочку над раковиной, которая тут же соскочила с крючков.

Гретхен сумела как-то поймать полку на лету, но все, что стояло на ней, грохнулось на пол. Все баночки, скляночки и даже флакон папиной туалетной воды пережили эту катастрофу – ничего не разбилось. Пострадал только Микки-Маус, хотя он был пластмассовый. Фигурка Микки-Мауса высотой сантиметров сорок служила подставкой для электрической зубной щетки. У него в лапе была дырка, в которую вставлялась щетка. Пока чистишь зубы, Микки-Маус пританцовывает и одобрительно кивает головой. Магда получила этот шедевр пошлости на день рождения и любила его всей душой.

Теперь же ее любимый Микки-Маус раскололся на четыре части. Гансик, глядя на обломки у себя под ногами, поспешил заявить:

– Это не я! – и сунул палец в нос под очередной оглушительный залп.

Гретхен вернула полочку на место – посадила ее на крючки, расставила все баночки, флакончики и тюбики, как было, собрала пластмассовые осколки Микки-Мауса и положила их на этажерку.

– Магда тебя убьет! – сказал Гансик довольным голосом. Гретхен на это ничего не ответила. Она пошла спать.

Утром Гретхен была разбужена душераздирающими воплями, которые вырвали ее из объятий мирного сна. Она натянула на голову одеяло, но оно было тонкое и не спасало от оглушительного рева. Гретхен вылезла из постели и поплелась, протирая на ходу глаза и зевая, в коридор.

Рев доносился из комнаты Гансика. Гретхен двинулась туда.

В комнате Гансика она обнаружила маму, которая стояла возле кровати брата и кричала:

– Прекратите! Прекратите сейчас же! Вы что, с ума посходили?!

Гансик лежал в кровати и, закрывая руками лицо, голосил:

– Это не я! Это Гретхен! Честное слово!

Верхом на Гансике сидела Магда и дубасила его кулаками, не разбирая куда.

– Врешь! – вопила Магда. – Ты разбил мое счастье! И не признаёшься!

Постепенно в сонном сознании Гретхен проклюнулась догадка, и она, кажется, начала понимать причину всеобщего возбуждения. Когда догадка наконец оформилась в уверенность, Гретхен заорала во все горло, перекрывая трехголосный семейный хор:

– Магда! Оставь его! Он правду говорит! Это я виновата!

Магда тут же прекратила экзекуцию и слезла с Гансика.

– Ты уж меня прости! Мне правда очень жаль! – сказала Гретхен. – Я куплю тебе нового. Я знаю, где они продаются.

– Да ладно, не парься! – Магда улыбнулась сестре. – Попробую сначала склеить суперклеем!

Магда убежала из комнаты. Гансик спрятался под одеялом с головой.

– Что у них стряслось-то? – Мама стояла в одной ночной рубашке, босая, и ежилась от холода.

Гретхен ввела ее в курс дела. Мама набросила себе на плечи махровый халат Гансика и присела к сыну на кровать.

– Гансик, – мама тихонько похлопала ладошкой по одеялу, пытаясь выманить сына из норы. – Ну что ты, ей-богу! Магда ведь ничего такого не хотела! Это она не со зла! Ты же ее знаешь!

Одеяло заколыхалось. Мама погладила его.