– Очень даже взъелась, – сказал Хинцель и принялся выкладывать второй ряд пушистых перьев.
– Нет, не взъелась! – твердила свое Гретхен. – Просто ты не знаешь, что сказать, вот и увиливаешь! Вечная история: когда доходит до сути дела, ты как специально уводишь разговор в сторону!
Хинцель прижал второй ряд.
– Ну откуда мне знать, что ей делать? – проговорил Хинцель. – Я никому в советчики не нанимался! Могу определенно сказать только одно: если ты в обозримое время надумаешь все-таки разделить со мной ложе и если к этому моменту светлые головы не придумают никаких прививок от этой заразы, я обязуюсь предстать перед тобой в презервативе. На всякий случай. И без всякой истерики.
Гретхен совершенно не хотелось осложнять и без того непростой разговор.
– Но речь-то сейчас не о нас! – ледяным тоном сказала она.
– А жаль, – ответил Хинцель и вздохнул. – Я бы с большим удовольствием поговорил о нас.
Гретхен ухватилась за подлокотники кресла, слегка приподнялась, высвобождая ноги, и спрыгнула на пол.
– Я пошла домой, – сказала она.
– Ну понятное дело, – отозвался Хинцель. – Как только мы подходим к обсуждению волнующего нас вопроса, ты вечно норовишь в кусты!
– Потому что этот вопрос волнует
– Ну ладно, ладно, хорошо! – Хинцель поднял руки вверх, сдаваясь – как сдаются в вестернах нехорошие парни при виде благородного ковбоя. – Молчу, молчу! Буду нем как рыба! Готов ждать до твоего пятидесятилетнего юбилея! Только тогда позволю себе проявить некоторую настойчивость!
– Честное благородное? – шутливо спросила Гретхен.
– Абсолютно честное и абсолютно благородное! – ответил Хинцель.
Гретхен пододвинула свой трон к рабочему столу, вплотную к вертящемуся стулу Хинцеля. Хинцель опустил руки.
– Делаем моно? Все голубое? – спросила Гретхен.
– Нет, половина – голубая, половина – зеленая, – ответил Хинцель.
– А стык можем закрыть меховой полоской, из норки, например, – предложила Гретхен.
– У меня есть отличная пуговица от мундира, посадим ее на тюлевую розочку, получится класс!
Гретхен кивнула, расположилась поудобнее в своем золоченом кресле, подтянула к себе жестяную крышку с зелеными перьями и принялась приклеивать их с другого конца тканевой полоски. Хинцель склонился к Гретхен и тихонько поцеловал ее в затылок.
– Я очень дорожу тобой, – сказал он еле слышно.
– Я тоже, – шепнула Гретхен.
– Очень или только чуть-чуть? – спросил Хинцель.
– Очень, – без особого энтузиазма ответила Гретхен.
– Очень-очень или просто очень? – допытывался Хинцель, нежно целуя ее в шею.
– Настолько, что помогаю тебе клеить дурацкие перья на дурацкие тряпки! – попыталась увернуться от прямого ответа Гретхен.
– Конечно, я понимаю, совместная работа – поистине верх наслаждения! – пробурчал Хинцель.
– Кто бы спорил, – отозвалась Гретхен.
– Нет, но ведь есть же глупцы, которые проводят все время в постели и даже не подозревают, какой это экстаз – вдвоем приклеивать перышки! – продолжал ёрничать Хинцель.
– Сейчас умру от смеха! – фыркнула Гретхен.
– Скажи, пожалуйста, а совместный прием пищи, с твоей точки зрения, при наших возвышенных отношениях допустим? – полюбопытствовал Хинцель. – Просто я еще не обедал!
– Что же мне, ради тебя обедать второй раз? – спросила Гретхен, оттирая клей с пальцев. – Если хочешь, схожу с тобой, но есть не буду. Только посмотрю, как ты питаешься. Устроит?
– Еще как устроит! Я на седьмом небе от счастья! – Хинцель встал из-за стола.
– Но потом мы вернемся и доделаем работу! – строго сказала Гретхен, поднимаясь. – Потому что эта девица из параллельного класса заявила, что если завтра она не получит свой пояс, то заказ аннулируется. Без шуток! И она права. Ведь ждет уже почти целый месяц.
– Слушаюсь, госпожа начальница дизайн-производства! – рассмеялся Хинцель, взял зонтик и подтолкнул Гретхен к выходу. – Готов клеить до утра, лишь бы твоя душенька была спокойна!
Глава четвертая,
Домой Гретхен вернулась около полуночи. У нее страшно болела поясница и в голове стучало. У нее всегда болела поясница, когда она часами работала внаклонку. А клей, который использовал Хинцель, вообще смертоубийственная химия! От него даже при открытых окнах становилось худо!
Гретхен надеялась обнаружить дома маму. Но ее надежды не оправдались. Мама застряла в гостях. Вот так всегда: всякий раз она собиралась прийти пораньше, а в результате приходила не пойми когда.