– Я просто не понимаю, как такой умный человек, как Мари-Луиза, может верить во всякое там перерождение-воскрешение! Да еще и в астрологию! С чего ее потянуло вдруг на всю эту дребедень?
Мама пожала плечами.
– Сейчас многих тянет в эту сторону, – сказала она. – Думаю, что это от ощущения какой-то внутренней безвыходности. – Мама начала чертить пальцем невидимые узоры на скатерти. – Знаешь, я стараюсь не касаться данной темы. Зачем? Ей хорошо известно, что я ни во что не ставлю всю эту сомнительную материю. А мне не хочется ее обижать. В конце концов, это совершенно не мое дело. У меня нет такого права – предписывать другому человеку, во что ему верить, а во что нет. – Мама перечеркнула крестом незримые загогулины. – Ей хорошо, и ладно!
Гретхен покачала головой. У нее на этот счет было совсем другое мнение.
– У нас в школе есть один такой типаж, – начала рассказывать Гретхен, – так вот он мне однажды заявил, что если человек в этой жизни грешит, то в следующей жизни его за это постигнет кара! – Гретхен пришлось прерваться, потому что официант как раз принес два кофе. Когда он удалился, она продолжила: – То есть получается, что все, у кого жизнь не сложилась, сами в этом и виноваты! А если верить в такое, то, выходит, можно преспокойно смотреть, как другие у тебя на глазах подыхают, так, что ли?
Мама кивнула.
– Нет, таких завиральных идей у Мари-Луизы в голове точно нет! – сказала мама. – Иначе ей пришлось бы отказаться от профессии. Какая социальная работа при таком подходе?
– Будем надеяться! – сказала Гретхен, решив в самое ближайшее время как следует допросить Мари-Луизу, что она думает по поводу перерождений.
Мама выпила эспрессо, посмотрела на часы и позвала официанта, чтобы расплатиться. Тут Гретхен сообразила, что хотела обсудить с мамой «суперсверхфиговую» проблему Икси. Дело не требовало отлагательств! Роберт так и не побудил «рыжую дурынду» Андреа сходить провериться, а Икси всю неделю торчала за стойкой в «Ваксельбергере» в полной депрессии. Но сейчас уже было поздно рассказывать маме всю эту историю. Подошел Марио, мама расплатилась, Марио выдал сдачу, мама оставила монетки на столе, купюры сунула в кошелек, чмокнула Гретхен в щеку и со словами «труба зовет» побежала на работу.
Гретхен посмотрела на оставленные монетки. Пять десяток показались ей слишком жирными чаевыми. Она взяла одну серебряную монетку и сунула в карман джинсов. Потом она допила эспрессо и забрала еще одну монетку. Десять процентов, всегда говорил папа, а он разбирался в таких вопросах. Кто дает меньше, тот жалкий скопидом, кто дает больше – тот жалкий пижон! Гретхен собралась уже было оттяпать еще одну монетку, но тут к столу подскочил Марио и сгреб все деньги. Смотрел он на Гретхен при этом крайне неодобрительно. По-видимому, от него не ускользнули ее махинации с законными чаевыми.
Гретхен было крайне неприятно, что официант чуть не сверлил ее сердитым взглядом. Поэтому она подхватила рюкзак и поспешила к выходу, попрощавшись на ходу с официантом, но тот не отреагировал на ее слова.
Перед рестораном, у газетного киоска, топтался Флориан Кальб. Гретхен с ним не договаривалась о встрече, но Флориан прекрасно знал распорядок жизни Гретхен, и ему было известно, где ее можно найти в среду около трех часов дня.
Завидев Гретхен, Флориан бросился к ней, взял у нее из рук рюкзак, приобнял, чмокнул в щеку и спросил:
– Ну что, пупсик мой, как насчет мороженого?
Гретхен отерла щеку – вечно Флориан умудряется все обслюнить.
– Не, в меня уже ничего больше не влезет! – сказала она. – Закуски, лазанья, клубника со взбитыми сливками – натолкалась под завязку!
– Может, в кино завалимся? – предложил Флориан.
Гретхен скорчила гримасу. В кино среди бела дня, да еще когда светит солнце, – такое мероприятие ее абсолютно не привлекало. Тем более что Флориан любой поход в кино использовал только для того, чтобы пообниматься. А Гретхен сейчас было совершенно не до того!
– Тогда что, в парк? На солнышке погреемся! – сделал еще одно предложение Флориан.
Гретхен кивнула. Солнце – это хорошо. Солнце она любила.
Они пошагали в сторону городского парка, останавливаясь по дороге у витрин поглазеть на что-нибудь интересное или забавное. В промежутках они обсуждали всякую школьную ерунду. У Флориана дела в школе были не ахти. По латыни и математике ему ничего хорошего не светило – либо тройка, либо двойка. По математике даже почти наверняка выходила двойка. Но Флориан по этому поводу особо не страдал! У него уже накопился богатый опыт по части выруливания из катастрофической неуспеваемости. В конце каждого учебного года повторялось одно и то же. И до сих пор ему как-то всегда удавалось не остаться на второй год. К тому же, как он утверждал, его такая перспектива не особенно-то и пугала.
– Я все равно не знаю, куда податься после окончания школы! – говорил он. – А так будет лишний год подумать.