Гранатовый дом

Ну а второе слово — «дефицит» — мерзкое, какое-то липкое, Емельянов особенно ненавидел. Конечно, отчасти это было профессиональное — отсутствие какого-либо товара при огромном на него спросе всегда порождало незаконные, криминальные методы — спекуляцию, фарцу, в общем, было нарушением закона.

Под словом «дефицит» хоть и трепыхался, но жил огромный криминальный мир, который, как гнойная опухоль, расползался все больше и больше. Дефицит всегда порождал криминал.

Что-то в магазине нет колбасы и водки? Пожалуйста, вот вам колбаса, ворованная с мясокомбината, и паленая водка, разлитая в вонючем подвале на окраине города. Какая вам разница, что это все втридорога?!

Кто не мог спекулировать или воровать, удовлетворялся тем, что кто-то это делал — спекулировал, воровал, подделывал, мошенничал… А остальные просто покупали. Отдавали свои кровные — чтобы лучше есть, лучше одеваться, лучше жить… И Емельянов наивно недоумевал: ну как стоящие у власти не понимают самой простой в мире вещи: если искусственно создать ажиотаж на какой-нибудь продукт или запретить его, то сразу откроется широкая и светлая дорога криминалу…

Ну а в криминале уже свои законы, и в этом мире об обществе или о людях не будет думать никто. Вот и цветут буйным цветом «Али» — полукриминальные всходы лицемерного общества, намеренно порождающие таких.

С горечью Емельянов не мог не признать: спекулянты необходимы. Ну как лишить человека всего и требовать, чтобы при этом он продолжал чувствовать себя человеком — без еды, одежды и всего, чего достигла цивилизация! Государство ведь не поможет! Но рассудок рассудком, а профессия профессией. Об этом Константин уж точно никогда не забывал.

Глава 12

Аля спала. А Емельянов думал долго, пока не посветлело. Тени поделили кровать на несколько равных частей, рассекли на полосы и островки, пробиваясь сквозь тонкие занавески и почему-то тревожа душу. Одна из самых настойчивых серых молний — предвестников рассвета — в отверстие в шторах упала на плечо Али. И бархатистая сероватая кожа на голом плече от этого показалась Емельянову почему-то грязной.

Отвернувшись, он стал сосредоточенно одеваться. Не долго выдержал — встал и раздвинул пошире полоску в шторах.

Город оживал. Вдалеке был слышен методичный шорох метлы дворника по асфальту — противный, словно ползет какая-то огромная змея, волочится по асфальту своим шершавым, корявым брюхом и исчезает в канализационном люке…

Слышались редкие шаги прохожих — всегда громкие от рассветного холода и тумана. Кто-то гулял с собакой, кто-то курил на балконе — Емельянов успел это увидеть. Обычная жизнь. Город просыпался, начинал жить обыкновенной, человеческой жизнью. Почему же он, оперуполномоченный райотдела, больше не мог жить, как все?

Услышав едва уловимое движение сзади, Константин обернулся и увидел, что Аля уже села в кровати и смотрит на него огромными непонимающими перепуганными глазами.

Потекшая за ночь косметика размазалась по всему ее лицу уродливыми, какими-то болезненными пятнами.

С удивлением для себя Емельянов отметил, что Аля… больше не была красивой. Теперь она выглядела какой-то просто неряшливой — уставшая, побитая жизнью женщина с черными кругами вокруг глаз и уродливо-клоунским алым ртом, пятна от которого расползлись и на нос, и на щеки. Она даже на клоуна была не похожа — никакой радости, всего лишь женщина, обыкновенная, еще одна из кучи окружающих его женщин, ничего не значащая для него, не занимавшая никакого места в его жизни. Ярко выраженная никто…

Она натянула тонкое одеяло на голые плечи — этот неожиданный нелепый приступ стыдливости заставил Емельянова улыбнуться — и произнесла голосом обиженного ребенка;

— Ты уже уходишь?

Константин прикрыл глаза. Более тупого вопроса не придумать! Если уж он оделся и стоял возле самой двери… «Ну да, логична, как и большинство женщин», — скептично подумал он.

— Мне пора, — сухо ответил. — Нужно быть на службе.

И тут же прикусил язык! Чуть не проговорился: служба! Но, к счастью, Аля, похоже, ничего не заметила.

— Придешь вечером? — В ее глазах застыл немой вопрос.

— Скорей всего, нет, — твердо сказал Емельянов. — Много дел.

— Но ты позвонишь?

— Обязательно.

— Послезавтра мои друзья, ну, по киностудии, устраивают вечеринку в своей квартире, — неожиданно сказала Аля. — Будут очень интересные люди. Из Москвы, — добавила.

— Что за вечеринка? — Тут же, как охотничья собака, принявшая боевую стойку, насторожился Емельянов. — Кто приедет?

— Ну артисты. И очень знаменитые. Сможешь познакомиться с интересными людьми, — Аля смотрела на него с явной надеждой. На ее надежду Емельянову было плевать, но вот вечеринка с людьми с киностудии — это было совсем другое дело. Как раз то, что ему нужно. Как говорится, то, что доктор прописал!

— Ну, пожалуй, пойду, — произнес лениво Емельянов, — я люблю вечеринки. Тем более, это так интересно: артисты из Москвы.

— Отлично! — просияла Аля. — Приезжай ко мне, и вместе пойдем.

— Договорились, я тебе еще позвоню до этого, — ласково прошептал Емельянов и поцеловал ее в голое плечо.