Граф Монте Кристо 2 часть

The days when such distinctions were so nicely weighed and considered no longer exist in France, and the first families of the monarchy have intermarried with those of the empire. The aristocracy of the lance has allied itself with the nobility of the cannon. Now I belong to this last-named class; and certainly my prospects of military preferment are most encouraging as well as certain.	Прошло то время, когда во Франции существовали две Франции: знать времен монархии слилась со знатью Империи, аристократия меча сроднилась с аристократией пушки... А я принадлежу к этой последней: в армии меня ждет прекрасное будущее; у меня хоть и небольшое, но независимое состояние; наконец, в наших краях помнят и чтут моего отца как одного из самых благородных негоциантов, когда-либо существовавших.
My fortune, though small, is free and unfettered, and the memory of my late father is respected in our country, Valentine, as that of the most upright and honorable merchant of the city; I say our country, because you were born not far from Marseilles."	Я говорю: "в наших краях", Валентина, потому что вы тоже почти из Марселя.
"Don't speak of Marseilles, I beg of you, Maximilian; that one word brings back my mother to my recollection-my angel mother, who died too soon for myself and all who knew her; but who, after watching over her child during the brief period allotted to her in this world, now, I fondly hope, watches from her home in heaven.	- Не говорите мне о Марселе, Максимилиан, одно это слово напоминает мне мою мать, этого всеми оплакиваемого ангела, который недолгое время охранял свою дочь на земле и - я верю -продолжает охранять ее, взирая на нее из вечной обители!
Oh, if my mother were still living, there would be nothing to fear, Maximilian, for I would tell her that I loved you, and she would protect us."	Ах, Максимилиан, будь жива моя бедная мать, мне нечего было бы опасаться; я сказала бы ей, что люблю вас, и она защитила бы нас.
"I fear, Valentine," replied the lover, "that were she living I should never have had the happiness of knowing you; you would then have been too happy to have stooped from your grandeur to bestow a thought on me."	- Будь она жива, - возразил Максимилиан, - я не знал бы вас, потому что вы сами сказали, вы были бы тогда счастливы, а счастливая Валентина не снизошла бы ко мне.
"Now it is you who are unjust, Maximilian," cried Valentine; "but there is one thing I wish to know."	- Друг мой, - воскликнула Валентина, - теперь вы несправедливы ко мне... Но скажите...
"And what is that?" inquired the young man, perceiving that Valentine hesitated.	- Что вы хотите, чтобы я вам сказал? - спросил Максимилиан, заметив ее колебание.
"Tell me truly, Maximilian, whether in former days, when our fathers dwelt at Marseilles, there was ever any misunderstanding between them?"	- Скажите мне, - продолжала молодая девушка, -не было ли когда-нибудь в Марселе какого-нибудь недоразумения между вашим отцом и моим?
"Not that I am aware of," replied the young man, "unless, indeed, any ill-feeling might have arisen from their being of opposite parties-your father was, as you know, a zealous partisan of the Bourbons, while mine was wholly devoted to the emperor; there could not possibly be any other difference between them.	- Нет, я никогда не слыхал об этом, - ответил Максимилиан, - если не считать того, что ваш отец был более чем ревностным приверженцем Бурбонов, а мой отец был предан императору. Я полагаю, что в этом было единственное их разногласие.
But why do you ask?"	Но почему вы об этом спрашиваете?
"I will tell you," replied the young girl, "for it is but right you should know.	- Сейчас объясню, - сказала молодая девушка, -вам следует все знать.