Признаюсь, я общался с Изабеллой д`Арманьяк, как со своей настоящей матерью, а вот она… мне показалось, что ее что-то очень сильно гнетет. Вполне возможно, что даже мое присутствие. Как живое напоминание о ее преступном кровосмесительстве с братом. Внешне это почти никак не проявлялось, но чувствовалось, что внутри она сильно напряжена.
Наконец пришло время прощаться.
– Матушка… – я взял ее за руки. – Возможно пришла пора отринуть постриг? Вы с лихвой искупили свою вину. К тому же, мне вас очень сильно не хватает.
– Нет! – Изабелла, взволнованно всплеснув руками, отшатнулась от меня. – Нет, сын мой, не говори об этом! Не гневи Господа, заклинаю тебя!
– Поверьте, нет нужды больше каяться. Ваши внучки никогда не видели свою бабушку и очень вас ждут.
– Нет! – громко и испуганно выкрикнула мать. – Это невозможно! Я… я останусь здесь до конца своей жизни… ибо мои прегрешения невозможно искупить. А ты… – Изабелла осторожно поцеловала меня в лоб и подтолкнула к двери. – Не приезжай больше… Оставь меня с моим грехом наедине… прошу…
Я больше не стал настаивать и покорно кивнул. Не скажу, что я ее понял, но принял решение с уважением. Ну не тащить же ее отсюда силой.
Вот так и закончилась встреча с Изабеллой д`Арманьяк, настоящей матерью бастарда Жана Арманьяка.
Но по пути на выход, меня завернули.
Далее последовала еще одна беседа, уж с аббатисой, во время которой она очень тонко намекала на очень толстые обстоятельства, но я сделал вид, что нихрена не понял, после чего был с треском выперт из обители.
Да и пусть. Еще чего не хватало, в саму матушку настоятельницу окаянным отростком тыкать. Хотя приходилось, да, в аббатстве Сен-Жюстин, что в Лотарингии. Ох и страстная там аббатиса попалась. Правда закончилось все очень скверно: на меня накатали грандиозную жалобу, мол, барон ван Гуттен, чуть ли не самолично снасильничал поголовно всю обитель. Едва Карл отмазал. А вдобавок еще притравили, да так, что чуть богу душу не отдал. Так что хватит, подурковал и будя. Как правило, ничем хорошим подобное не заканчивается.
И вообще, встреча с Изабеллой полностью выбила меня из себя. Грустно, черт побери, словно она настоящая моя мать. Правда, одновременно стало легче на душе, так как я отдал предпоследний долг прежнему хозяину своего тела. Последним будет трупик Всемирного Паука.
Может нажраться по такому поводу? Почему бы и нет.
Дело шло к вечеру, отправляться в дорогу уже было поздно, поэтому мы стали на ночевку почти под самым монастырем.
– Сир, вы чем-то расстроены? – Логан. Как всегда, безошибочно определил, что я немного не в себе. – Может выпьем?
– Мудрое решение! – одобрительно закивал легист. – Истина в вине!
– Наливай… – бросил я шотландцу и передал Деннису футляр с папской буллой. – Посмотрите, что у меня появилось. Отпущение грехов моего отца от папы Каликста III. Правда, оно насквозь фальшивое.
– Это как, сир? – легист бережно развернул свиток. – Подделка? Но я вижу подлинную печать папской канцелярии.
– Все подлинное, от начала до конца, но папа подписал его по незнанию, буллу подсунули ему под видом другого документа.
– Простите, сир, мне надо немного времени… – де Брасье вооружился масляным фонарем, отсел в сторону и принялся внимательно изучать пергамент.
Мы успели с братцем Туком ополовинить бурдюк чудесного вина из Аликанте, доставшийся нам от графини Салазар, как вернулся де Брасье.
– Сир… – легист почтительно поклонился. – Смею вам сообщить благую новость.
– Сообщай… – я беспечно отмахнул обглоданной костью, так как уже довольно сильно захмелел и не придал словам Денниса большого значения.
– Простите, дабы случайной не ввести вас в заблуждение, я прошу подтвердить, понтифик подписал сей документ, propria manu[64]? То есть самолично?
– Да, подтверждаю. Нацарапал подпись собственной дланью.
– В таком случае, прощение подлинное, сир! – уверенно заявил легист. – От начала и до конца.
– Чего? – я мгновенно протрезвел. – Извините, Деннис, но это ерунда. Я точно знаю, что папа даже не подозревал, что подписывал и оттого был большой скандал.
– Дело в том, сир, – легист торжественно улыбнулся, – что любое действие, произведенное папой римским, непогрешимо и не имеет обратной силы.
– Это как? Изъясняйтесь понятней.
– То есть, – легист снисходительно вздохнул. – Начертанное или промолвленное самим наместником господа на земле уже отменить нельзя. Подпись папы римского делает любой документ верным, будь он хоть насквозь подложный. Так что, ваш отец уже давно прощен. К тому же, в документе соблюдены все формальности, то есть, даже нет никаких зацепок для опротестования. – Деннис от волнения начал густо сыпать латинскими терминами. – Primo[65] – подпись верна! Secundo[66] – документ прошел все инстанции! И tandem[67], тertio[68] – все должные тайные отметки на печати и тексте, которыми канцелярия Ватикана оберегает себя от подлогов – на месте, еt cetera, et cetera![69] Я в этом совершенно уверен. Простите, но моя специализация как раз каноническое право. К тому же, я проходил практику в канцелярии Ватикана.