Готы

Первым делом он без долгих разговоров превратил Галлу Плацидию, вдову своего предшественника на вестготском царском престоле и законную вестготскую царицу, снова в бесправную полонянку (каковой она была, по мнению некоторых авторов, до брака с Атаульфом). Если верить современникам, дочери императора, родившей царю Атаульфу в законном браке сына, пришлось босой, подоткнув подол, 12 миль идти пешком перед свирепым узурпатором, гордо восседавшим на коне (наверно, белом или вороном) и любовавшимся безмерным позором знатнейшей римлянки и всего римского в ее лице. Однако публичное унижение семени Феодосия Великого на пыльной испанской (впрочем, ее уже можно было назвать каталанской, ибо нынешняя Каталония-Каталания получила свое название от Готалании-Готоалании – земли, захваченной готами и аланами) дороге было еще не худшим из злодеяний, совершенных Зингерихом. Он повелел убить детей Атаульфа от первого брака (не имевших ничего общего с Римом и римлянами), как ни старался мужественный священник отговорить тирана от «иродова злодейства». Он убил бы и сына своего предшественника от Галлы Плацидии, но младенец успел умереть собственной смертью через месяц после рождения. Как бы то ни было, живых наследников у Балта Атаульфа не осталось.

Зингерих правил готами всего неделю. Успев пролить в Баркиноне-Баркилоне потоки крови. Нам трудно объяснить такую кровожадность, не уступающую кровожадности франкских царей из рода Меровингов, даже с учетом того обстоятельства, что в свое время брат Зигериха – Сар (неоднократно упоминавшийся нами выше ненавистник Алариха) пал в битве с Атаульфом. Она как бы предвосхитила зверские нравы жестокого, бесчеловечного Средневековья и в то же время ознаменовала собой его неумолимое приближение – нет, даже его наступление, приход. С тех пор в Испании и Галлии (получившей имя Франции от покоривших ее к тому времени франков) всякий раз, когда разгоралась борьба за престол, совершались убийства перед вратами хримов, да и в самих храмах. А проблемы, остававшиеся нерешенными с помощью меча, решались с помощью кинжала или яда.

В самый разгар вызванной зверствами Сигериха смуты внезапно появился человек, вроде бы не известный никому. Впрочем, в «варварской» среде случаи захвата высшей власти совершенно «темными» личностями были нередки. Это был безродный, но лихой рубака по имени Валла (Валья, Валия), устранивший Зигириха (что оказалось относительно нетрудно)[533] и сумевший отстранить от престолонаследия родного брата Атаульфа (что было значительно труднее). В лице Валии над готами вновь воцарился типичный «царь-дикарь». Он проложил себе мечом путь через всю Испанию (населенную, вследствие своей обширности, все еще достаточно редко и неравномерно), стремясь переправиться в Африку, и, разобравшись по-мужски с засевшими там вандалами и аланами, обеспечить вестготам сытую жизнь за счет этой житницы Средиземноморья. Но год уже близился к концу. Осенние бури разметали корабли готского транспортного флота. И столь близкая Африка так и осталась недосягаемой. Неужели же все усилия были потрачены зря? Но нет, Валия не был намерен сдаваться. Испания была велика, а его народ – смел и силен. Он сражался с таким упорством и с такой энергией, что у августа в далеком городе Равенне наверняка прибавилось морщин (а может, даже появились ранние сединки в волосах, хотя навряд ли). Конечно, взаимоистребление «варваров» в «римской» Испании радовало всякое «истинно-римское» сердце. Однако Валья явно слишком далеко шагал. Пора было его унять, иначе он всего лишь через пару месяцев грозил завоевать всю «римскую» Испанию, откуда бы его уже никто потом не выгнал – ни крестом, ни ладаном (не говоря уж о мече). И потому царьградский император повелел своим вестготским «союзникам» – что написано (в союзном договоре) пером, то не вырубишь топором (даже готским) – прекратить испанскую авантюру, вернуться за Пиренеи, на север, в Нарбонскую Галлию, и мирно жить да поживать там в отведенных им для поселения, по безмерной милости божественного (хоть и христианского) императора, землях между Пиренейскими горами и рекой Лигером[534] (т. е. в Аквитании), терпеливо дожидаясь там очередного императорского приказа выступить в поход «к вящей славе великого, вечного Рима» – туда, куда Его Императорское Величество всемилостиво повелеть соизволит…