Готы

Свадьбу, положившую начало не только законному брачному, но и успешному военно-политическому союзу, пышно отпраздновали в городе Нарбоне[531], настолько знаменитом уже в 414 г., что по нему была названа целая провинция – Нарбонская Галлия, богатейшее из римских колониальных владений. Там, между Пиренеями и Средиземным морем, издавна процветала весьма своеобразная племенная культура тектосагов. Хотя побережье было романизировано, в глубине страны, между Толосой и Бискайей, тектосаги почти не изменились с доримских времен. У римлян не было необходимости заниматься ими вплотную, ибо страна была богата, а долина Родана[532] – область процветающей торговли – столь привлекательна, что «сыны Ромула» оставили дождливые отроги Пиренеев с обитавшим там мелким галльским народцем в покое, чтобы «не заморачиваться»…

Когда же появились готские мигранты, пожелавшие, по брачному договору, прибрать к рукам эту землицу, скоро выяснилось, что она приносит несравненно меньший урожай и доход, чем, например, италийские земли. В Италии остготам хватало трети земель, чтобы прокормиться. В Нарбонской Галлии же вестготы не прокормились бы одной третью, и потому тектосагам пришлось уступить им две трети. Это привело к тому, что тектосаги были вынуждены переселиться – от греха подальше – выше в горы, перегнав свои стада на высокогорные пастбища, оставив равнину в руках пришельцев, но без особых проявлений недовольства и кровопролития.

А вот между самими вестготами начались кровавые «разборки». Атаульф, осматривавший своих любимых скакунов в конюшне, был заколот ударом в спину собственным конюхом, обиженным на своего царя и работодателя, мстя за какую-то мелкую (с царской точки зрения, естественно) личную обиду. Возможно, впрочем, его использовала «втемную» некая таившаяся в тени престола группа заговорщиков из среды антиримской либо антибалтской оппозиции, ибо после гибели Атаульфа царский престол занял не ближайший родственник убитого из рода Балтов, а некий выскочка-бахвал по имени Зингирих (Зингерих, Зигерих, Сингирих), причем, не дожидаясь соответствующего решения тинга – собрания «народа-войска» (соответствовавшего у готов, как и у всех древних германцев, агоре греков гомеровской эпохи или славянскому вечу). Атаульф был заколот в готской царской конюшне города Баркилоны, ибо к тому времени вестготы, убедившись в неспособности прокормиться на отведенных им владыкой Рима на Босфоре скудных землях тектосагов, протянули свои щупальца через Пиренеи в «римскую» Испанию – страну своей будущей трудной судьбы. Следует заметить, что эта новая родина вестготов была к тому времени «римской» лишь по названию. Еще в 409 г. в Испанию вторглись вандалы, аланы и свевы. Поэтому римляне, осознав, что эту территорию им уже не удержать, с легким сердцем передали ее вестготам, которые, в качестве «федератов» империи, обещали Риму защищать ее от других «варварских» народов, а также от местных крестьян-повстанцев – багаудов и от союзников багаудов – древнего иберийского племени васконов (предков современных басков), не замедливших вступить в конфронтацию с вестготами.

По мнению некоторых историков, например Германа Шрайбера, Сингирих был, так сказать, «готским националистом» – человеком, имевшим немало сторонников среди готской «непримиримой оппозиции», ярким представителем «староготской партии», отвергавшим любые связи с Римом и тосковавшим по временам прежней готской вольности времен грабительских набегов в стиле позднейших казаков, походов готских «вечных странников» за «зипунами». Зигирих прекрасно понимал, чего хотели Атаульф и его «ромейская» красавица-жена – сделать вестготов оседлым народом, заставить их пахать, сеять, жать, молотить и вообще трудиться в поте лица своего, чтобы обеспечивать Галле Плацидии и ее окружению комфорт, роскошный образ жизни, привычный ей со старо– и новоримских времен. Пришедший к власти Зингирих не скрывал своего твердого намерения положить этим «римским безобразиям» конец раз и навсегда.