По мере отхода на север, под «ромейским» натиском, царя Тейи, не дождавшись помощи от франков, на чью поддержку так надеялся (франки предпочли преследовать в Италии свои собственные цели), готский флот проиобретал все большее значение, ибо снабжал отрезанные со стороны суши готские войска Алигерна и Тейи на обоих мысах – Мизенском и Суррентском. Река, разделявшая остготов и «ромеев», называлась Сарн, или Дракон[526]. Судя по ее небольшой ширине, даже не река – а так, узкая речушка, образующаяся из источников питьевой воды у подножия Везувия, но глубоко уходящая своим ложем в местные вулканические породы, с быстрым, бурным течением и отвесными скалистыми берегами, не проходимая ни для всадников, ни для пехоты вплавь. Единственный мост был в руках готов, оборонявших его с помощью метательных машин-
В этой ситуации Нарзес воспользовался испытанным – в очередной раз так и подмывает сказать «византийским», но не буду – «ромейским» приемом. Он подкупил начальника готского флота (утратившего к тому времени надежду на победу Тейи), передавшего восточным римлянам большую часть своих военных и невоенных кораблей. К тому же к «ромеям» подошло «бесчисленное множество» (Прокопий) собственных кораблей с Сицилии и из других частей империи. Так что пути отхода морем были для готов отрезаны. Одновременно Нарзес, стремившийся скорее завершить войну, усилил нажим на суще. Воздвигнув вдоль берега Дракона множество деревянных башен, он «смог страхом окончательно поработить прежнюю самоуверенность врагов» (Прокопий), загнав последних из остготов на возвышенность близ Стабий, которую было легко оборонять, но тяжело снабжать, – так называемую
«Очень испуганные <…> стесненные недостатком продовольствия, готы бежали на расположенную поблизости гору, которую римляне на латинском языке называют “Молочной горой”. Римлянам никак нельзя было следовать за ними туда, ввиду трудности прохода и неудобной местности. Но и варварам, которые поднялись туда, вскоре уже пришлось раскаяться в этом, так как у них еще в большей степени стал ощущаться недостаток в продовольствии; добывать его для себя и для лошадей они никак не могли. Поэтому, считая, что предпочтительнее окончить свои дни жизни в бою, чем погибнуть от голода, они сверх всякого ожидания, двинулись на неприятелей и нежданно-негаданно напали на них. Римляне, насколько позволяли им данные обстоятельства, твердо стояли против них, расположив свой боевой строй не по отдельным начальникам, не по отрядам или легионам, не отделенные друг от друга каким-либо иным способом, не с тем, чтобы слышать даваемые им в битве приказания, но с тем, чтобы биться с врагами со всей силой, где кому придется. Удалив коней, все готы первыми стали пешим строем по всему фронту, устроив глубокую фалангу; видя это, римляне тоже спешились, и все выстроились точно так же.