Готы

Главной потерей остготов в битве при Тагине была, несомненно, гибель их гениального царя-полководца. Возможно, готы вспомнили зловещее предсказание, сделанное в присутствии Тотилы неким таинственным старцем, когда внезапно взбесившийся вол опрокинул статую медного быка, украшавшую римский Форум[524]: «Придет время, и вол одолеет быка». Так и вышло: «вол» (бессильный вроде бы кастрат Нарзес) одолел «быка» – Тотилу, из которого прямо-таки ключом била мужская сила, или, как сказал бы римлянин, «вирильность»)…

Но не меньшей и столь же невосполнимой потерей была и смерть от стрел «ромейских» гуннов в один день 6000 лучших готских воинов, усеявших своими телами поле проигранной битвы. Об ослабленности сил обеих противоборствующих сторон, предельно истощенных кровопролитной войной за Италию, свидетельствует не только сравнительная небольшая численность их войск, но и, скажем, неспособность остготов занять своими воинами все стены осажденного Нарзесом Рима, как, впрочем, и нехватка у Нарзеса войск для того, чтобы полностью взять Рим в кольцо осады. Противники дрались друг с другом из последних сил. Но именно на исходе сил приходится работать головой, а с этим у старого царьградского скопца дело обстояло явно лучше, чем у готских полководцев.

Остготы бежали на север, где между Папией и Вероной еще сохранились в неприкосновенности остатки их народа. Там они избрали себе нового царя – отважного воина, молодого отпрыска знатного рода по имени Тейя (Тейяс, Тейас). Но то, что сделал Тейя и что он мог сделать, было не попыткой восстановления царства остготов в Италии, а его (само)ликвидцией – героической и кровавой, в истинно германском стиле, духе и вкусе. Но разве можно было ожидать иной от обреченного на неминуемую гибель храброго народа?

Разъяренный гибелью 6000 своих лучших соплеменников в битве при Тагине, одержимый желанием во что бы то ни стало омрачить дошедшее до неприличия, наглое торжество «ромеев» при виде окровавленного шлема и одежды павшего Тотилы, Тейя повелел перерезать всех римских заложников, взятых Тотилой после захвата «Вечного города», – прежде всего мужчин и юношей из сенаторских семейств. По его приказу остготы перебили от 300 до 350 человек, т. е. фактически всех мужских представителей высшей староримской знати, хотя поименно хронисты перечисляют лишь представителей рода Анициев – упорных врагов остготов еще при Теодорихе.

После взятия войсками Нарзеса мазволея императора Адриана, превращенного готами в крепость, и очередного захвата «ромеями» Рима, служившие под знаменами императора Юстиниана «варвары», выйдя из-под контроля и войдя в раж, переняли от готов «эстафету» в деле истребления римлян, уничтожив тех из граждан «Вечного города», до которых у остготов в спешке руки не дошли. Видимо, по этой причине (наряду с другими) дальновидный Нарзес постарался поскорей избавиться от лангобардов, наименее надежных и дисциплинированных «федератов» из служивших под его драконами, орлами и лабарумами[525]. Впрочем, лангобарды ушли из Италии только для того, чтобы всего через 16 лет в нее опять вернуться.

Остатки награбленных в годы остготского «великодержавия» сокровищ, не доставшиеся воинам Юстиниана в мавзолее Адриана и захваченных прибрежных городах, были спрятаны бойцами Тейи в Куманских пещерах на Мизенском полуострове. Этот небольшой, площадью всего в несколько квадратных километров, мыс под Неаполем по сей день остается одним из самых таинственных уголков Италии, где каждая пядь земли скрывает в себе память об исторических событиях. Там располагались самые посещаемые термальные источники римской эпохи – фешенебельный курорт Байи с его богатыми виллами. Там пророчествовала в своей священной пещере Кумская сивилла, сделавшая Кумы знаменитыми на все Средиземноморье. Там Секст Помпей, невенчанный «царь морских разбойников», к радости истерзанной гражданскими войнами Италии, примирился с Августом (что вскоре стоило доверчивому Сексту головы). И теперь остготы пытались укрыть от торжествующих «ромеев» свои сокровища в извилистых, наполненных удушливыми горячими испарениями мизенских шахтах. Алигерн, брат Тейи, охранял их во главе отборных войск, в то время как остаткам готского флота было поручено в крайнем случае прикрыть и обеспечить их эвакуацию с этого последнего прибрежного рубежа.