Читаем Город неудачников полностью

Город неудачников

И опять в грохоте и хохоте проносились мотоциклисты…Мы шли, поворачивали, пригибались, протискивались.И снова вышли на свет, дохнуло жаром, мы зажмурились…Из песка торчал ботинок Гулливера.Всюду, куда ни глянь, сплошной желтый песок.Захотелось пить.Мы брели по песку, но он не кончался…Горизонт в туманном мареве. Кажется, что песок на небе, что он там, в жаркой дали, плавно заворачивал, чтоб окружить нас, чтоб замкнуть навсегда, чтоб мы никогда не выбрались.И вдруг — будка с газировщицей. Со стеклянными вертикальными трубами и краниками внизу.Из левого медленно выдувалась капля…Мы подбежали.Газировщица с пятнами сиропа на халате всплеснула руками:

— Ой, бедняжечки! На вас же лица нет! Ой, ой! Вы же помрете на глазах, ой, ой!!!

Дрожащими руками она пыталась налить воду в стакан, но струя ударила мимо. Она еще больше взволновалась. Дернула рычаг — разорвался цилиндр.

Нажала кнопку — бабахнул сироп…

— Ой, да что это я так волнуюсь?! Да с чего это меня так, так-так трясет, так?! Так! Так-ха-ха! Ха-ха!

Руки ее продолжали дергать, нажимать, включать…

Через несколько мгновений все было кончено.

Груда обломков осталась на месте будки. Песок жадно впитывал последние капли влаги…

И снова мы шли, шли, шли…

И вышли, наконец, прямо в центр города, у фонтана, там, где играл оркестр и кружились в вальсе субботние пары: дамы в белых по-летнему платьях, мужчины в смокингах, матросы, дети.

Все дышало цветами и вечерней свежестью. С гор спускался туман. По руслу высохшей реки он накатывал на дамбу, переваливал и полз вниз.

Отдельные языки тумана лизали подножие холма

Гулливера, откуда и начался наш трагический путь…

— Миленькие мои, друзья-товарищи по беде, в трудную минуту никогда не забыть… Попейте водички, а я отдышусь…

Сержант вынул из кармана бумажник.

— Вот…

Мы пошли к окошечку киоска.

Мария-Луиза кивнула в сторону сержанта:

— Смотри!

Сержант, воровато пригибаясь, шел к телефону-автомату.

Он снял трубку, приблизил лицо к дулу микрофона и заговорил жарким шепотом:

— Алло, барышня? Мне полицию, да… Господина майора мне! Господина майора! Алло?.. Не могу громче!.. Что? Не могу, говорю, громче… Они здесь… Что?! Да не могу я громче, — заорал он. –

Здесь они, те, которые… Понял, наконец?.. Ах, глухая тетеря! Громче не могу!!

Сержант орал в трубку, крыл дежурного последними словами:

— Ах, зверина-образина!!! Уродина! Гадина! Ах, ублюдок глухой, мерзость глухая!!!

Мы не стали дожидаться окончания разговора…

…Мы идем по набережной. Звучат музыка, смех…

— Легко жить, когда от тебя ничего не зависит, — говорит Мария-Луиза. — Ты неудачник. Такова твоя судьба, твой рок. Смирись. Признай свое бессилие перед судьбой, и сразу станет легко. Можно даже смеяться и петь вместе с другими неудачниками. Да?..

— Да, — сказал я.

— Что— «да»? Чего — «да»?

Ее глаза горели:

— Убирайся!

— Ты чего?

— Ненавижу таких, как ты! Слабаков, слюнтяев. Отваливай!

Раздался душераздирающий крик: за чугунной решеткой разгуливал тигр. Он мирно, по-домашнему облизывал девчушку в голубом платьице. Девчушка отдергивала руки, орала, лицо ее съехало набок.

Все попрятались за углы, кусты, будочки.

Тигру наконец надоел этот ор. Он поджал уши и пошел обратно, к шатру цирка, около которого стоял трясущийся укротитель.

— Даже тигры у нас ублюдочные, — сказала Мария-Луиза. — Сожрал бы эту уродину, может, подействовало…

Из укрытий весело выходили люди. Они поглаживали девчушку по голове. Девчушка хихикала.

Навстречу нам шел сержант. Цепью. Он и штук пять полицейских. Цепь прочесывала набережную.

— Родные. Братья и сестры! — обрадовался сержант. — Ненаглядные мои, золотые, распрекрасные… Опять, опять в догонялочки?

— Нет, — сказала Мария-Луиза. — Не будем.

— Почему?

— Нас здесь нет.

— Как?

— Мы уплыли. Вон на том пароходе.

И Мария-Луиза кивнула в сторону набережной: на паруса, мачты, чаек, гудки, грохот бочек, крики матросов.