Горькая жизнь

За Квелым, не отставая, готовые в любой миг прийти на помощь, двигались, вихляясь из одном стороны в другую, две его шестерки – Дуля и Мосер. Шефа своего они поддерживали бодрыми вскриками:

– Да здравствует пахан шестого барака – главный уркаган всего мира!

Наконец Квелый не выдержал, ликующий крик «шестерок» заставил его приподняться над самим собой, он взметнул над головой ломик и прогрохотал беспощадно, люто – у «кума» даже холодные мурашики поползли по телу от этого голоса:

– Лучше добровольно ныряй на дно болота – умрешь спокойнее… Понял, гад? Выбраться тебе отсюда я все равно не дам, – тут Квелый стиснул челюсти так, что у него с треском лопнул один из задних, свободных от коронок корешков. Квелый, болезненно поморщившись, выплюнул осколок. Следом выплюнул сгусток крови. Впрочем, Квелый относился к породе людей, которые боли не ощупали, боль для него была ничто, и кровь была ничто, ее он не боялся.

Бежать по болоту было трудно. «Кум» метнулся в сторону – заметил куртину кривых березок с коричневыми, отчаянно шелушащимися стволами и невесомыми лохмами кожи, скрипуче болтающимися на ветках – раз есть березки, значит, место под ними твердое, неплывучее, значит, есть возможность удержаться вместе с ними и человеку, а наглого уголовника пустить на самый низ бездони.

– Давай, давай, уркаган, – призывно выкрикнул он, – давай за мной! Тут места на весь твой барак хватит – всех можно утопить!

Квелый в ярости выплюнул еще один осколок гнилого зуба и, повертев головой, рванулся напрямую, без всяких обходов стороной, к березкам, наперерез «куму».

– Давай, давай, наездник, слезший с параши, – подзадорил его «кум». Обозвать пахана «наездником, слезшим с параши» – это серьезно. Место у параши обычно отводят самому неавторитетному зеку, ниже которого в лагерной иерархии уже нет никого, – если только «петух», чью задницу используют все, кому не лень, было бы только желание вогнать свой первородный отросток в дырку, ничего общего не имеющую с влагалищем. Но тем не менее все бригады уголовников, все мужские бараки имели своих «петухов», иначе говоря – дамочек.

Сравнить пахана с «петухом» – хуже этого ничего нет в лагерном мире, приговор выносится мгновенно, и пока он не будет приведен в исполнение, за виновным будет неотрывно ходить тень, поскребывать подушечкой большого пальца по острию ножа…

– Главное, говно из своей параши не пролей, – прокричал «кум».

Квелый, двигавшийся ему наперерез, убыстрил ход, но не успел – через несколько минут «кум» уже обтопывал сапогами землю около берез, нащупал несколько твердин, как нащупал и несколько бездоней – провалов, которые способны засосать человека целиком. И так засосать, что утопленника не наймут никогда. Даже великий актер Кадочников, недавно сыгравший в кино «Подвиг разведчика» роль специалиста по добыче того, чего нет, не отыщет.

– Давай, давай, парашин друг, шустри быстрее, я тебе тут место приготовил. Комаров хоть своей вонью немного отгонишь, не то заели…

От такого унизительного выпада «кума» Квелый, как пикирующий немецкий бомбардировщик, задергался и чуть не упустил выпавший из руки ломик, успел подхватить его на лету, пролаял часто, угрожающе:

– Через две минуты я тебе глаз на жопу натяну! Понял, козел недоделанный?

Через две минуты он действительно вспрыгнул на хлипкий березовый колок, где продолжал танцевать, брызгаясь грязью, «кум», ловко ухватил его за шею и легко, очень виртуозно, без всяких усилий затолкал в болотный провал, в вонючую черную глубь, – места здешние Квелый знал лучше «кума», и повадки болотных провалов знал лучше, и проворнее его был, да и силенок у него было побольше.

«Кум», поняв, что дело его плохо, совсем плохо, так завопил, что небо задрожало. Квелый, зло сверкнув золотом зубов, поставил острие ломика ему на темя и что было силы нажал.

Ломик не только вдавил «кума» в жидкую болотную плоть, но и проломил ему черепушку. Квелый так и не сумел вытащить железяку, она ушла вместе с «кумом» в болото.

– Хэ-э-э! – победно заорал Квелый, взмахивая руками – его захлестнул восторг. Единственное, чего ему было жалко – удобный ломик, который не раз выручал в пиковых ситуациях, – он был гораздо удобнее ножа.

Китаев увидел около себя старого, обросшего редкими седыми клочьями волос человека с опущенной головой и проваленным ртом, покосился на него и не сразу узнал.

Это был бывший дивизионный начфин Савченко, совсем сдавший, постаревший, выглядел он так, что людей в гроб кладут в лучшем виде. Выходит, что Савченко не убили, он выжил… Тогда где же он скрывался? Как уцелел? Скорее всего, помогли зеки-фронтовики из другого барака.

Из-под косо нависших на лоб нескольких седых клоков волос Китаев увидел красный, едва ли не вывернутый наизнанку глаз Савченко. Бывший начфин упрямо и зло смотрел на березовый колок, потом вцепился пальцами в винтовку, которую Китаев держал в руке.

– Дай, – по-птичьи невнятно проклекотал он, – ну! Дай винтовку! – Сдул со лба волосы.