Гордый наш язык…

Появляется все больше имен без склонения. Кофе, кино, пальто, пресс-бюро… Невинная, понятно, вещь, но в языке не бывает так, чтобы возникли целые ряды слов с важным для грамматики окончанием, но само окончание оказалось пустым. Невозможно. Если нет кина́ или кину́ — то и кино не форма, а все слово под стать ДЛТ (Дом ленинградской торговли). Даже славянские имена по сходству с такими утрачивают склонение. Фамилии вроде Петренко, Стеценко недавно еще склонялись, а теперь уже нет. Петренко — именительный или дательный? Что же происходит? Исчезает представление о среднем роде имен, мало-помалу из нашего языка исчезает категория среднего рода, рассыпаясь по отдельным словам.

Такси, маркетри и другие — только в форме множественного числа. У нас и без того много слов такого рода — ножницы или сани, а неуклонное накопление все новых незаметно разрушает в языке категорию числа. Единственное и множественное перестают различаться.

Множатся и аналитические прилагательные: платье беж, брюки клёш, — и множество сокращений: пальто деми, профсобрание; переосмысляются и старые сложные слова, такие, как вездеход, зерносовхоз, в которых нет уже соединительного гласного. Все чаще опускается окончание при склонении слов: банан, грузин — один банан, много бананов (или банан)? Много грузин или много грузинов? Да и в русских словах по типу этих сплошь и рядом: много простынь или простыней? Много тёть? Нет уже ни простыней, ни тётей.

Невинное на первый взгляд дело, новое слово, да еще и нужное в обиходе, а вот чем оборачивается — покушением на святая святых, на грамматику языка. Грамматика — твердый орешек, не сразу раскусишь, но если полвека долбить в одну точку? Станем говорить по-английски? Особенно если это модно, и тем более, что, как сказал один из героев В. Вересаева, «по-английски могут понимать только очень умные люди».

…или небрежность?

Если многочисленные способы искажения русской речи не в нашей власти, то за выбор слова в собственном своем говорении отвечаем мы сами. Именно с этого и следует начать личную свою «борьбу» за русское слово.

Вот пример, намеренно грубый, чтобы лучше запомнился. Если слово и есть — это не значит, что следует ткнуть его всюду, где придется. Пусть вам не изменяет вкус.

А. Н. Толстой как-то сказал: «Вот, например, употребляют такие выражения: „через пару недель“, „через пару часов“. Если разобраться — получается глупость. Может быть… пара лошадей в том случае, если они запряжены, но когда в стойле лошади стоят, человек никогда не скажет „у меня пара лошадей“. Он скажет: „У меня две лошади“. Как же может быть: парные часы или парные недели?»

Слово пара заимствовано из немецкого, известно с 1696 года — по бумагам Петра I; в 1704 году попало оно в словари (которые редактировал сам Петр). В конечном счете восходит оно к латинскому корню par, что значит равный, и, следовательно, является интернациональным. По смыслу пара поначалу — комплект из двух абсолютно сходных по какому-то признаку лиц, предметов, вещей, своего рода старинная «двоица, сугубица» (пара чулок или пара волов в одной упряжке): количество предметов постоянно, но важнее указать на их полное сходство. Отсюда и значение чета: пара голубей — голубь и голубка, откуда по небрежности можно незаметно перейти и к значению два. Парой голубей может быть и простое сочетание двух птиц, такое значение и известно с начала прошлого века (Н. В. Гоголь, С. Аксаков), «…и мы, сплетясь как пара змей…» (М. Ю. Лермонтов).

Постепенно возникли устойчивые сочетания, в которых пара стала ключевым словом. Пара чая — потому что усталые и продрогшие ямщики пили именно «пару», сменяя кипяток холодной водой; ямщикам и давали не просто «на чай», а «на чаи». У дворян иначе, но та же нераздельная «пара»: «Пара пистолет висит на гвоздях» (И. Гончаров) — потому что стреляются двое, у каждого в запасе, на всякий случай своя особая «пара пистолет». Их объединяет общность функции, дело, для которого они предназначены. Они равны, и это главное в их обозначении.