Вообще известны случаи, когда при создании слова использовались части слов из различных языков. Таково знаменитое «осаже́ сделает» с французским окончанием и русской основой глагола осадить у Н. С. Лескова. Много спорили о любимом слове Достоевского стушеваться, очень популярном в литературе второй половины XIX века. Корень тут несомненно французский: глагол (
Однако невозможно понять, почему, через сотню лет, вернулись к пресервам рыбным вместо консервов, к которым уже привыкли? Только на самой заре консервирования русские моряки отправлялись в дальнее плавание с пресервами, и вот… Или рыбы в пресервах не те, что были в консервах? Или очень уж хочется говорить «по-а́глицки»?
Опасность…
Как бы ни защищали мы иностранные слова от нападок там, где такие слова необходимы, в их чрезмерности, в бестолковом предпочтении их русским словам возникает все же опасность, даже несколько опасностей.
Две из них мы уже обсудили. Утрачивается (и все больше с каждым заимствованным словом) то народное представление — образ, — которое веками сохраняло русское слово, перенося его от поколения к поколению. Рушится связь времен, национальный язык утрачивает облик народного. Лишаясь корней, литературный язык помаленьку становится однообразно серым. Особенно озабочены этим писатели, и справедливо. Каждый художник слова так или иначе высказался о «порче русского языка» — и это действительно «порча». Многие примеры показывают (и мы их внимательно рассмотрели), что с логическим уточнением понятия в слове прежняя образная определенность его и яркость эмоции в нем тускнеют, расплываются, гаснут. Перейти известную грань — и слово исчезнет. Вот это-то и тревожит.
Рассмотрели мы и другую опасность от чрезмерного предпочтения иностранных слов. Укрупняется, если можно так выразиться, и «логический масштаб» нашей мысли. Утрачивается вкус к подробностям, нас не привлекают детали конкретного мира, мы начинаем считать их мелочью, не достойной внимания. Каждое новое иностранное слово, поначалу заимствованное как термин науки, попадая в разговорную речь, а затем и в литературный язык, упрощает своей отвлеченностью наше представление о мире. Недостатки, недочеты, промахи, пробелы… — все это качества во многих оттенках. Дефекты — количественная мера, которая покрывает в сознании все, а следовательно — и что-то скрывает.
Дело в том, что английский язык в отличие от русского аналитичен. Количество форм отдельного слова незначительно, особенно у имен (выражают понятие). Они не склоняются, то есть раз навсегда даны в именительном падеже, и только соседний предлог покажет, какой «падеж» (в соотношении с русским) тут следует ожидать. Грамматическое значение слова представлено аналитически. В русском же языке грамматическое значение слова содержится в его форме — оно синтетично и цельно, всегда одно и то же: дом, дома, дому, домом…
Но вот и в нашей речи появляется множество слов, похожих на английские: и сокращения, и упрощения, и всякие несклоняемые слова. Одних аббревиатур-сокращений десятки тысяч. Переберите мысленно те из расхожих, которыми обычно пользуетесь вы: их десятки, и у каждого из ваших друзей свои десятки… И что же? ДЛТ, ГЭС, КП — что это такое? Они не склоняются, не содержат в себе образа, ибо корня в них нет. Некоторые пока склоняются, но по необходимости и только в ряде форм, например, ГУМ, ГУМа, в ГУМе.
Жалуется старушка в трамвае: «Спрашиваю его: где Песочная набережная? А он говорит: „До ГАИ дойдете и — направо!“ — „Какие ГАИ, что это?“ Он смеется: „Ну, бабка, даешь — кто же ГАИ не знает?!“»
А зачем нам и знать-то все сокращения, если они не нужны нам конкретно в нашей жизни? А вот был бы образ в словечке — догадалась бы бабушка, о чем речь: там, где шоферов штрафуют за нарушение правил! Образа — нет, слово — чудное, составлено на время: эрзац.