Гордость и предубеждение

– Я также могла бы спросить, почему вы так намеренно меня оскорбляли, говоря о том, что полюбили меня против воли, против разума и против принципов? Не является ли это достаточным оправданием нелюбезности, если таковую вы и усмотрели в моих словах? Впрочем, помимо этого пустяка, у меня есть и более серьезные нарекания в ваш адрес, и вам о них прекрасно известно. Будь сердце мое к вам холодно, будь безразлично или даже благосклонно, как смели вы надеяться на то, что есть на свете сила достаточная, чтобы заставить меня принять руку человека, разрушившего, возможно, навечно счастье самой любимой и любящей сестры в этом мире?

Когда Элизабет произнесла это, цвет лица мистера Дарси изменился, но смущение его быстро прошло, и он не сделал ни малейшей попытки к тому, чтобы прервать барышню, которая тем временем продолжала:

– У меня есть все мыслимые и немыслимые причины, чтобы думать о вас плохо. Нет и не может быть обстоятельств, сумеющих оправдать вашу несправедливость и бессердечность в том самом деле. Вы не смеете, вы не можете отрицать, что стали главным, если только не единственным орудием их разлуки. Вы, и только вы, одного выставили на публичное порицание за капризность и легкомыслие, а другую на осмеяние светом за так и не сбывшиеся надежды, ввергнув тем самым обоих в самую глубокую пучину боли.

Она остановилась, чтобы перевести дыхание, и тут же заметила, что ни один мускул на его лице не дрогнул от раскаяния и, даже напротив, он смотрел на нее с выражением спокойным и недоверчивым.

– Неужели вы отрицаете свою роль в этом деле? – затаив дыхание, спросила Элизабет.

С невозмутимым видом мистер Дарси ответил:

– У меня нет, ни малейшего намерения отрицать, что я сделал все от меня зависевшее, чтобы разлучить своего друга с вашей сестрой, и то, что даже сейчас я несказанно рад своему успеху. По отношению к нему я поступил куда как добрее, чем по отношению к себе.

Мисс Беннет презрела это любезное замечание, но смысл его не мог ускользнуть от нее, равно как не мог ее успокоить.

– Но не только на этих событиях зиждется мое презрение к вам, – продолжала она. – Задолго до того, как разыгралась эта драма, я составила себе о вас вполне твердое мнение. Завеса с истинного вашего лица была сдернута, когда несколько месяцев назад я услышала страшную повесть мистера Уикема. Чем теперь вы сможете мне возразить? Какой немыслимой дружбой оправдаете вы свое злодеяние? Каким неверным толкованием объясните вы тот позор?

– Вы принимаете самое деятельное участие в судьбе этого джентльмена, – уже менее спокойно заметил мистер Дарси, все больше бледнея от гнева.

– Но кто из тех, что посвящены в его тяжкую участь, не может проникнуться состраданием?

– Тяжкую участь! – с презрением воскликнул молодой человек. – Вот уж воистину доля его тяжела!

– Теперь о вашей роли в этом деле. Вы ввергли его в нынешнюю бедность. Сравнительную бедность, конечно. Вы отняли те преимущества, что полагались ему по праву, и вы это прекрасно знаете. Вы украли лучшие годы его жизни, лишив независимости, полагавшейся ему по рождению и заслугам. Вы, и только вы сделали все это! И после этого вы смеете издеваться и насмехаться над его несчастьем!

– Так вот, значит, какое у вас обо мне представление! – гневно вспылил он, шагнув в ее сторону. – Вот что вы обо мне думаете! Благодарю вас, что изложили мне все столь полно. Мои грехи, судя по вашим словам, достойны самых страшных наказаний. Но, возможно, – вдруг добавил он, резко остановившись и повернувшись к ней, – их можно было бы пересмотреть, кабы не ваша гордость, уязвленная тем, что я упомянул о собственных сомнениях в принятии весьма серьезного решения. Горькие ваши обвинения могли бы быть забыты, слукавь я в своем признании, обмани я вас относительно присутствия в моем сердце слепой и безраздельной страсти, не позволявшей мне усомниться в выборе ни на секунду. За честность я получил отвращение. Но даже сейчас я не стыжусь своих прежних сомнений. Они были лишь естественны и справедливы. Неужто вы, и впрямь могли бы полагать, что простота ваших связей может служить мне стимулом? Мог ли я радоваться тому, что породнюсь с людьми, много ниже стоящими меня в обществе?

Гнев Элизабет нарастал, отзываясь в висках стуком копыт взбешенной пары лошадей. Призвав на помощь все свои силы, она постаралась говорить как можно спокойней.

– Вы ошибаетесь, мистер Дарси, если полагаете, будто форма вашего признания смертельно меня оскорбила, а не дала лишний повод к отказу просто вследствие того, что вы не старались вести себя так, как это подобает джентльмену.

Она видела, как при этих словах он вздрогнул; но, поскольку молодой человек так ничего и не возразил, мисс Беннет продолжала:

– Но какой бы способ оглашения своего предложения вы ни избрали, у вас не было ни единого шанса получить мое согласие.

И снова страшное его удивление, молчание, смертельно усталый взгляд.