я чувствую себя обязанным, учитывая наше родство и мое положение в обществе, выразить вам свои соболезнования по поводу несчастья, которое постигло вашу уважаемую семью и о котором нам вчера сообщили в письме из Хертфордшира. Уверяю вас, дорогой сэр, что мы с миссис Коллинз искренне сочувствуем вам, так как понимаем, насколько велико ваше горе, ибо его последствия не в силах устранить даже время. Никакие слова с нашей стороны не смогут облегчить ваши страдания, утешить вас или избавить от боли, которая при таких обстоятельствах для любых родителей, я уверен, просто невыносима. По сравнению со случившимся смерть вашей дочери была бы Божьей милостью. Но что еще хуже, как утверждает моя дорогая Шарлотта, у нас есть основания полагать, что безнравственное поведение мисс Лидии вызвано чрезмерным снисхождением при ее воспитании; хотя в то же самое время, чтобы не огорчать вас и миссис Беннет еще больше, я склонен думать, что она была предрасположена к этому от природы, иначе бы не совершила в столь юном возрасте такого гнусного поступка. Как бы там ни было, вы достойны лишь сожаления; и вместе со мной так считает не только миссис Коллинз, но и леди Кэтрин и ее дочь, которых я не мог не посвятить в это дело. Они также согласны со мной в том, что сей отвратительный шаг одной вашей дочери нанесет непоправимый урон благополучию всех остальных, ибо никто, как говорит леди Кэтрин, не опустится до такой степени, чтобы обратить внимание на подобную семью. В этой связи мне с чувством удовлетворения остается добавить, что, если бы в прошлом ноябре не имели места определенные события, ваш позор коснулся бы и меня. А пока позвольте посоветовать вам, дорогой сэр, найти утешение в том, чтобы навсегда отвергнуть от себя распущенную дочь и, предоставить ей самой пожинать плоды своей аморальности.
Искренне ваш и т. д. и т. д.»
Мистер Гардинер не писал до тех пор, пока не получил ответ от полковника Форстера; но и после этого ничего обнадеживающего он сообщить не смог. Ни одному офицеру в полку не было известно о том, чтобы у Уикема водились родственники или близкие люди, с которыми он поддерживал бы отношения. Знакомых у него раньше было много; но тесной дружбы он ни с кем не завязал и как только вступил в войска, то забросил их всех. Таким образом, не было никого, кто мог бы с уверенностью сказать, где он находится. Более того, вдобавок к боязни быть обнаруженным родственниками Лидии, к чрезмерной скрытности его также побуждало и тяжелое финансовое положение. Совсем недавно на поверхность всплыло то, что, не единожды проигравшись в карты, он оставил после себя огромные долги. Полковник Форстер считает, что потребуется свыше одной тысячи фунтов стерлингов, чтобы покрыть все его расходы в Брайтоне. В Лондоне же, как выяснилось, он должен был еще более значительные суммы. Возможно, мистер Гардинер, не подумавший о том, чтобы утаить эти подробности от семьи в Лонгбурне, поступил несколько опрометчиво; ибо Джейн, узнав о них, в ужасе воскликнула:
– Картежник! Этого я уже никак не ожидала. И кто бы мог подумать…