Горбунки

Катя рассказывала ей про своего дядьку, среднего дедова сына. Было ему лет под сорок, но ни детей, ни жены никогда у него не было. Он построил себе хороший дом и жил в нём один. Как и все Воронцовы, трудолюбия он был бешеного. На неделе ездил в город на заработки, а к выходным возвращался. Боялся всё, что ограбят его. Возил его из города всегда один и тот же мужик, он ему хорошо платил. Договаривались они заранее, и тот забирал его у дороги из города в определённое время в определённом месте, всегда разном.

Однажды, зимой это было, не приехал мужик. Машина у него сломалась. Дядька ждал его, ждал. Соседи потом рассказывали, что проезжали мимо, предложили подвезти его, а он ни в какую, мол, у меня свой человек, его ждать буду. Так и уехали. А он всё подпрыгивал на месте, согревался, значит.

Потом, видно, устал, присел отдохнуть и замёрз. Мужик тот машину починил и за ним приехал. Только уж поздно было. А денег много у него осталось, и на похороны хватило, и на памятник хороший.

Вспомнилась Оленьке почему-то мама, как встаёт она в шесть утра и готовит Оленьке любимую её кашу с бананом или яблочком, помогает папе помыться и всё такое, у него после инсульта одна рука не работает, будит сына с сожительницей его и близнецов, кормит всех и бежит на работу.

А вечером – сварить суп на завтра, папе снова помочь и ужин. Тут уж только слушать: у кого что за день приключилось. Раньше ужинали они все вместе, а теперь Костя ел здоровую пищу, которую готовила ему его пассия. Подумалось Оленьке, что после работы маминой, не приди автобус, так бы и мама могла замёрзнуть-заснуть прямо на автобусной своей остановке.

Рассвело. Высокий человек решительным шагом прошёл по дороге, широко размахивая руками. Оленька хотела его окликнуть, но ей вдруг показалось, что кто-то смотрит на неё.

В проёме окна увидела она бабу Настю. Лицо её прислонилось к стеклу так близко, что курносый нос сплющился, а глаза казались широко раскрытыми.

Глава 8

Днём зашла Любка, сказала, что звонила вчера Катя. Она лежит на вытяжке, в гипсе, но страшного ничего нет, настроение боевое, так что всем от неё привет! Оленьке велено быть сегодня на сеансе связи в пять часов у собачьей будки. Баба Настя сказала, что пойдёт вместе с ней, иначе Оленька опять начудит чего и окончательно сведёт всех с ума.

Оказалось, что баба Настя выходила ночью «воздуху глотнуть», а когда зашла обратно, закрыла за собой дверь. Она ведь не знала, что Оленька тоже вышла. И увидела её совершенно случайно.

Бабе Насте она не верила.

Тишка снова пропал.

Оленька сообразила вдруг, что отвезти её в город может Генка. Накинув куртку и сапоги, она бросилась вдогонку за уходящей вихляющей походкой Любкой и догнала её у самого крайнего дома.

Та резко остановилась и обернулась. Увидев Оленьку, она повернула голову немного набок и, изучая её немигающими с белёсыми ресницами глазами, в полуулыбке приоткрыла рот. На вид ей было лет 30, но в волосах пробивалась седина, и двух передних зубов не хватало.

– Чё надо?

– Скажите, пожалуйста, а дядя Гена мог бы меня в город отвезти? Я заплачу. Сколько скажете.

– А дядя Гена уже в городе, к концу недели вернётся.

– Как в городе? Что же он мне ничего не сказал?

– Ты таможня, что ли?

– Почему таможня? А может кто-нибудь ещё меня в город отвезти?

Любка взмахнула рукой.

– Да кто угодно! Вон там – старик-Дрыгун, у него конь есть, он его под подушкой прячет. Он тебя и подвезёт. А лучше поди-ка ты к сёстрам Пепелушкиным, они тебе из паутины ковёр-самолёт сплетут и узелок дадут на дорожку с сухарями, жуками погрызенными.

Оленька отшатнулась.

Любка расхохоталась.

– К Воронцовым, значит, приехала?

– Да. К Кате.

– Ты вот что, девочка, – зашептала Любка, – пока Генка не вернётся, из дома носа не суй. Здесь тебе не курорт.

– А кто в том доме, что рядом с нами, живёт? – вырвалось вдруг у Оленьки.

– Кто живёт, тот не жилец.

– Это как?

– Жопой об косяк. Домой беги, бошку отморозишь, менингит схватишь. Я тебя лечить не буду-у-у-у!!! – завывая, помотала головой Любка, развернулась и взялась за дверцу единственного нового во всей деревне дома.

Оленька постояла и тоже побрела в избу.

С порога отчитала её бабушка Настя:

– Нечего по деревне шляться.

– Я с Любой разговаривала, с женой дяди Гены, – оправдывалась Оленька.

– Ишь ты! С женой! И чего она тебе наговорила?

– Ничего.

– То-то и оно, что ничего. Она же дурочка, у ней с головой не всё в порядке.

– Отчего это?

– Да кто ж его знает. Вся семья у них такая. И не жена она вовсе. Так. Приблудная. Жена-то от него пять лет назад в город сбежала. Скушно ей стало. Сыновья выросли-разъехались. Генка-то погоревал-погоревал, поехал в соседнюю деревню и Любку привёз оттуда, с четырьмя детишками сразу. Он ведь раньше толковый мужик был, непьющий почти. А с этой зачудил: то ночью пойдут на озеро купаться, то голышом в снег падают. Она-то сама по себе такая, а ему по трезвости никак, пред людьми стыдно, вот и начал поддавать, чтоб расслабиться.