Горбунки

Мама сказала отцу и брату, что дыню подарил дальний родственник, которого она, как когда-то много лет назад отца, устроила к себе в пекарню водителем. Мама работала там бухгалтером, и у неё были связи. Ели дыню несколько дней.

Оленька потом просилась на рынок, но мама её с собой больше не брала.

Почему же баба Настя её невзлюбила? Неужели из-за Тишки?

А может, и вовсе нет никакого Тишки, и вся эта деревня… другая? Оленька пожалела теперь, что, в отличие от Кати, не читала фантастики. Что если существует в мире несколько Горбунков, и после того глотка из фарфорового чайничка затянуло Оленьку в какую-то параллельную реальность? Катя осталась в том прежнем земном мире, там, где дедушка Лёня рассказывает смешные истории, и все смеются, и Оленька тоже смеётся. Только это совсем другая Оленька. Та Оленька ненастоящая, но никто этого не замечает.

Вспомнила она, как познакомилась два года назад с Катей. Проходила практику в библиотеке, и Катя пришла за Кингом, а она, сама не зная почему, дала ей Булгаковского «Мастера и Маргариту». С тех пор прониклась Катя к ней уважением и взяла её на поруки. Потому что во всём, что не касалось книг, Катя была опытней и мудрее Оленьки. Даже Оленькина старенькая мама прислушивалась к Катиным советам. Особенно касалось это посадок на купленной наконец-то даче.

Своего отца Катя никогда не знала. Мама её умерла от болезни, когда Кате было 16 лет. С тех пор бабушка и дед стали для неё самыми родными и любимыми. И самой любимой для Кати была стоящая посреди леса деревня – Горбунки.

Столько всего она про неё рассказывала, что Оленьке стала эта деревня уже сниться. Так хотелось ей увидеть всё своими глазами. И хоть ненадолго почувствовать себя взрослой и свободной. От родителей, от брата, от учёбы.

И Катя наконец-то согласилась.

А за два дня до отъезда она позвонила и без предисловий заявила:

– Сдавай билеты. Бабка приболела, не до тебя сейчас.

Но Оленька впервые за свою 20-летнюю жизнь проявила твёрдость:

– Что хочешь со мной делай, но я – с тобой.

В трубке замолчали, и Оленька услышала только непривычно суровое Катино:

– Как знаешь. Я тебя предупредила.

Баба Настя не спала, ворочалась и стонала. Дед храпел. Оленька то проваливалась в сон, то снова просыпалась. Проснувшись в очередной раз, она почувствовала, что хочет в туалет. Располагался он внутри крыльца, в углу, и напоминал шкаф с дверцей. «Племянник летом соорудил, а то всё на улицу ходили!» – похвасталась ещё в первый день Катя.

Оленьке же казалось, что всё в деревенском доме было бы хорошо и ладно, если бы не это ужасное, с дыркой вместо унитаза сооружение.

Как же не хотелось вылезать из тёплой постели. Но терпеть Оленька больше не могла. Натянув джинсы, свитер поверх фланелевой ночной рубашки, сапоги и, взяв со стола положенный для такого случая бабой Настей фонарик, она выскользнула из избы.

В сенях, коснувшись висевшей на стенах нафталиновой ветоши, она отшатнулась, больно задев бедром за угол какой-то тумбочки, и выскочила на крыльцо.

В тело проник холод. В туалете пахло свежеструганным деревом и хлоркой. Оленька собиралась уже выйти, как вдруг послышались чьи-то шаги. Кто-то приближался к крыльцу. Она хотела выбежать и юркнуть поскорее в избу, но дверь с улицы скрипнула, и кто-то зашёл.

Прошло, должно быть, несколько минут, когда Оля открыла глаза и убрала руки от ушей.

Она вышла.

Повеяло опять этой травкой. Запах этот теперь не раздражал её. Ей подумалось, что всё это сон. Оленька постояла немного в раздумье у двери из крыльца в сени и легонько её толкнула. Дверь не открылась. Оленька снова её толкнула. Опёрлась на неё плечом. Изнутри было заперто. Она никак не могла поверить. Кто-то проник в дом, и…

Бежать. Куда? Во всей деревне одни старики и старухи. Знала она только Генку. Но какой из домов его? А если и его..?

Всё равно. Если этот кто-то здесь, отсюда надо уходить. Оленька накинула висевшую на стене фуфайку. Дверь на улицу оказалась не запертой, она толкнула её и выскочила на улицу.

Стояла морось. Снег подтаял, и земля местами оголилась. Чёрный пушистый зверёк прошмыгнул мимо неё, и она узнала Тишку.

«Не ходи туда», – хотела сказать она ему, но он уже проскочил в дом. Оленька остановилась под окном, прислушалась. Старые дома замерли в тишине, и даже дом-гриб, казалось, спал. Тот, кто проник в избу, совершал свои действия бесшумно.

Вот сейчас совершит и выйдет.

Оленька обошла дом вокруг, он был довольно большой, во второй половине жили летом многочисленные дедовы и бабушкины родственники. Вышла за забор, на дорогу. Посмотрела на окна. Они выглядели серыми, спящим.

Не слышно было ни звука. Только поскрипывал снег под её шагами.

Ей стало холодно и почему-то уже не так страшно.

Она села на скамеечку напротив окна и чуть не заснула. А заснёшь – замёрзнешь насмерть.