Горбунки

Распутина, Пришвина, Короленко знала она ещё с детства, когда подолгу болевший брат не ходил в школу. Она стучалась в дверь его большой комнаты, и Костя, впустив её, усаживал к себе в постель, в самый уголок у подушки. Огромный, словно великан, он читал ей вслух книги по своей школьной программе, и не только. Оленька очень любила и немного боялась брата. Как-то тихонечко спросила маму, не будет ли она такой же толстой, когда вырастет. Но мама успокоила её: у Кости болезнь такая, а тебе переживать нечего.

Оленька и раньше слышала от взрослых, что до её рождения брат болел ещё больше, и мама не вылезала с ним из больниц, и характер у него был невесёлый, двух слов из него не вытянешь. А Оленька всех-всех радовала и почти никогда не болела. Однажды только подвернула она ножку и долго хромала, хотя врач говорил, что «девочка уже совершенно здорова», а она на вопрос: «Всё ещё болит?» отвечала с утешительной улыбкой словами брата: «Потерплю».

Говорили, что Оленька – награда маме за все её страдания.

– Выходит так.

После завтрака Оленька собралась было помыть посуду, но дед сказал:

– Оставь, нечего воду тратить. Помоешь после обеда.

– Я за водой-то могу сходить.

– Сиди. Генка с утра уж сходил. А надо будет – ещё принесёт. Из дома чтоб ни ногой.

Иди вон лучше книжки свои почитай, а я радио послушаю.

Оленька пошла к себе в комнатку, выбрала один из любовных романов, лежащих стопочкой на комоде.

На обложке – в центре девушка в развевающейся выше колена юбке, вдалеке мужчина на красной машине.

Катя привозила сначала для бабы Насти много таких книжек, а потом та сказала, что всё равно забывает, что читала, а что нет, так что нечего деньги тратить.

– И что баба Настя в них находит? – спросила как-то Оленька у Кати.

– А то, чего в её жизни никогда не было: страсти-мордасти всякие.

Оленька тоже находила в книгах то, чего пока ещё не случилось в её жизни. И всё ждала своего Грея.

Нравились ей мужчины постарше. Она даже как-то вообразила себе, что влюблена в родного дядю. Когда он приходил в гости, она смущалась и уходила в свою комнату. В театральной же студии за много лет все стали друзьями. В школе Оленьку уважали за то, что она не зазнавалась, никогда и ни с кем не ссорилась, а всегда старалась найти компромисс. Но никто из одноклассников в неё не влюблялся. Библиотечный факультет и вовсе был «институтом благородных девиц».

Лишь однажды показалось Оленьке, что испытала она то, что могли бы испытать героини её книг. Но сколько ни переживала она, лёжа в постели в своей маленькой комнатке, этот момент, сколько бы ни обмирала при мысли, чем всё это могло закончиться, разобраться в своих собственных чувствах, понять, чего же именно ей так хочется, так и не смогла.

Нравился ей немного одноклассник её брата, Игорь. Они дружили с четвёртого класса, и Игорь часто бывал у них. Окончив школу, брат поступил в политех, а друг пошёл в училище на автослесаря, потом в армию.

Оленьке только-только исполнилось семнадцать, когда он снова появился у них в гостях. Брат уже встречался со своей будущей пассией, и Игорь, увидев повзрослевшую Оленьку, видимо, принял её за избранницу друга. Оленька вспоминала потом, как замер он от неожиданности, переводя взгляд с Кости на неё, и протянул ей руку:

– Игорь. Друг Кости. Со школьных лет.

Костя, схватившись руками за живот, расхохотался. Вслед за ним начала смеяться и Оленька. Игорь в недоумении смотрел на них.

Наконец Костя сказал:

– Это ж Ольга, сестра моя младшая. Не узнал?

– Уф… А я-то думаю, как такая красавица тебя выбрала.

С тех пор он стал бывать у них чаще. Оленьке теперь запрещалось выходить. Она слушалась брата. Но ей всё больше казалось, что Игорь приходит к ним, чтобы увидеть её.

По ночам она представляла себе его. Как тяжело ему от того, что он любит её, Оленьку. Ей же мучительно было от того, что он – друг брата. И ещё от того, что он женат и у него маленький сын. Когда думала об этом Оленька, ей становилось особенно стыдно и почему-то особенно сладко.

Однажды он снова пришёл к ним. Родители были на даче. Игорь с Костей, как всегда, сидели на кухне и громко о чём-то спорили. Потом всё стихло. Оленька услышала звук открываемой двери, поспешила стереть губы попавшимся ей под руку платком, перед приходом Игоря она теперь их красила, и прислушалась. Никого. Оленька выглянула, вышла в коридор. Дверь в кухню была закрыта, а дверь квартиры, напротив, приоткрыта. Она подумала было захлопнуть её, но вошёл Игорь. Он курил на лестнице.

Оленька остановилась. Пропуская его, прислонилась к стене.

Он приблизился к ней, приподнял её лицо за подбородок и поцеловал в губы. Долго-долго. У Оленьки голова закружилась, когда он её отпустил. Она так и осталась стоять у стеночки, а он прислонил указательный палец к своим губам, будто говоря: «Тсс… никому не слова», и, улыбнувшись, пошёл к Косте, на кухню.

Оленька добрела до своей комнаты и упала на кровать. Ей и плакать хотелось, и кричать, снова и снова закрывала она глаза, и губы её снова и снова касались его горячих губ.