Гомер

Остается указать только три текста из Пиндара, где упоминается ни больше и ни

меньше, как сам Гомер. В «Пифийских одах» (Pyth. IV.277 сл.) приводится место из Гомера

(Ил., XV.207 сл.) – «Благо, если посол и совет подает нам разумный». Хотя этот

гомеровский текст приведен у Пиндара с некоторой перефразировкой, но здесь

употребляются те же самые слова и выражения, так что о связи с Гомером здесь не может

быть никакого сомнения. Заметим, однако, что уже по условиям метрики Пиндар и не мог

приводить цитаты из Гомера в цельном и нетронутом виде. В «Немейских одах» (Nem.

VII.21) читаем, что сладкогласный Гомер более поведал об Одиссее, чем тот претерпел на

самом деле. Ясно, что Пиндар читал какого-то Гомера, но с уверенностью сказать, что он

читал именно нашего Гомера, опять-таки невозможно. Здесь же, в последующих стихах –

25-28, он приписывает Гомеру изображение самоубийства Аякса, которое в нашем Гомере

не содержится. В «Истмийских одах» (Isthm. IV.35-40) опять говорится о самоубийстве

Аякса (у Гомера), но на этот раз с пространным и торжественным прославлением

искусства Гомера. Правда, в «Одиссее» (XI.548-584) имеется эпизод с описанием встречи

Одиссея и Аякса. Аякс гневается на Одиссея за одержанную этим последним победу над

ним и там же имеется намек на его раннюю смерть из-за доспехов. Но никакого

специального изображения самоубийства Аякса здесь нет. Изображение это было в

циклических поэмах, которые Пиндар, очевидно, приписывает тоже Гомеру.

Таким образом, никакое самое внимательное изучение гомеровских отзвуков и

намеков у Пиндара не может заставить нас признать, что Пиндар пользовался нашим

текстом Гомера [75] и что наш текст Гомера в эпоху Пиндара имел свою окончательную

форму.

Перейдем к трагикам.

Нас не должно удивлять то обстоятельство, что у трагиков нет цитат из Гомера. Ведь

было бы странно ожидать, чтобы какой-нибудь герой в трагедии вдруг стал цитировать

Гомера. Трагедия – произведение чисто художественное и совсем не теоретическое; и

поэтому из-за отсутствия в ней гомеровских цитат никакого вывода о положении с самим

Гомером в V в. сделать нельзя. Однако удивительным и, прямо нужно сказать,

потрясающим для филолога обстоятельством является то, что и по своему сюжету

трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида почти не имеют никакого отношения к поэмам

Гомера. Сюжетные реминисценции из гомеровских мифов здесь чрезвычайно редки, а по

содержанию своему слишком общи и только с большой натяжкой могут быть связываемы

с какими-нибудь текстами нашего Гомера.

Поразительно то, что из нескольких сот дошедших и не дошедших до нас трагедий

только две действительно развивают гомеровский сюжет, это – «Киклоп» и «Рес»

Еврипида. «Киклоп» развивает сюжет IX песни «Одиссеи», а «Рес» – сюжет X песни

«Илиады». Но «Киклоп» вовсе даже не трагедия, а сатировская драма; «Рес» же, как

думает большинство ученых, даже и совсем не принадлежит Еврипиду. Кроме того, ни та,

ни другая пьеса не играют никакой ведущей роли в творчестве Еврипида: они вполне

третьестепенны. Из нескольких сот трагедий V в. около 60 развивает сюжеты той или

другой циклической поэмы, но только не «Илиады» и не «Одиссеи». Спрашивается:

неужели это простая случайность? Если подходить к этому вопросу непредубежденно, то

следует признать, что в V в. до н. э. «Илиада» и «Одиссея» в том виде, в котором мы их

сейчас имеем, либо были непопулярны и малоизвестны, либо вовсе не существовали в

цельном и законченном виде. Всякий другой вывод из этого удивительного факта

несвязанности трагедии с Гомером является только субъективным вымыслом или

результатом некритического отношения к популярности Гомера, начиная с

александрийских времен. И если Эсхил говорил, что он питается крохами с богатого стола

Гомера, то ясно, что под Гомером он понимал здесь нечто чрезвычайно широкое и

неопределенное, может быть, все циклические поэмы или что-нибудь еще больше того

(как это вообще часто думали в древности). Но уж никак не нашу «Илиаду» и не нашу

«Одиссею», на сюжеты из которых у него нет вообще ни одной трагедии.

Несколько иначе обстоит дело с Аристофаном. Поскольку Аристофан часто

занимался всякого рода пародиями на прежних авторов, он был далеко не чужд разных

теоретико-литературных и критико-литературных интересов. Но и его [76] материалы

также безнадежны в смысле необходимости делать из них какие-нибудь выводы о прочно

установленном в его время тексте гомеровских поэм.

Наиболее ясным позаимствованием из Гомера представляется нам место в «Осах»

(Vesp. 180-186), где вся ситуация с Клеонославом, спрятавшимся под брюхо осла, как