Голубой горизонт

Золотой гульден представлял собой целое состояние, превосходившее воображение мальчишек, и такое обещание подхлестнуло их так, что скоро они перезаряжали оружие почти так же быстро, как Луиза. Хотя некоторым из них, самым младшим, из-за маленького роста приходилось подниматься на цыпочки, чтобы затолкать шомпол в длинные стволы, они научились так наклонять мушкеты, чтобы легче было дотягиваться до конца стволов. Они отмеряли порох, зачерпывая его горстью из бочонков, вместо того чтобы копошиться с пороховницами, и быстро забивали заряд. Через несколько дней они уже оказались способны поддерживать огонь, бегая вдоль баррикады и подавая заряженные мушкеты стрелкам почти так же быстро, как те стреляли. Джим чувствовал, что такой расход пороха и зарядов не напрасен. Мальчики все сильнее горели волнением по мере того, как приближался день соревнования, а мужчины делали ставки на победителя.

В воскресенье Джим проснулся, когда снаружи еще царила тьма. И сразу ощутил что-то неладное. Он не мог понять, что это такое, просто слышал, что лошади тревожатся и остальные животные беспокойно топчутся в лагере.

— Львы?

Он сел. В этот момент залаяла одна из собак, и другие к ней присоединились. Джим выскочил из постели и потянулся к своим штанам.

— Что случилось, Джим? — спросила Луиза.

Он понял по ее голосу, что она еще не до конца проснулась.

— Собаки. Лошади. Не знаю.

Надев сапоги, он выпрыгнул из фургона. И увидел, что большая часть лагеря уже на ногах.

Смолбой подбрасывал дрова в огонь, Баккат и Зама старались успокоить взволнованных животных. Джим быстро подошел к баррикаде и тихо заговорил с двумя мальчишками, что скорчились там, дрожа от предрассветного холода:

— Вы что-нибудь видели, слышали?

Они покачали головой, всматриваясь в темноту. Густая предутренняя мгла скрывала от глаз даже верхушки деревьев на фоне неба. Джим прислушался, но ничего не уловил, кроме шороха ветра в траве. Тем не менее он, как и лошади, ощущал тревогу и лишь порадовался, что приказал накануне загнать из вельда в ограду всех животных. И лагерь запечатали колючками.

Из фургона появилась Луиза и подошла к нему. Она уже оделась, набросила на плечи шаль и плотно повязала волосы платком. Они стояли рядом, ожидая и прислушиваясь. Верная негромко заржала, другие лошади нервно затоптались, зазвенели удилами. Весь лагерь уже проснулся, люди тихо, напряженно переговаривались.

Внезапно Луиза схватила Джима за руку и крепко ее сжала. Она услышала пение раньше его. Голоса звучали тихо, но протяжно и басовито.

От костра к ним подошел Тегвайн, все еще хромавший. Он встал по другую сторону Джима и тоже прислушался к пению.

— Это Песня Смерти, — негромко сказал он. — Нгуни просят духов своих предков приготовить пир, чтобы встретить их в стране теней. Они поют, что сегодня погибнут в сражении или принесут великую честь своему племени.

Некоторое время они слушали молча.

— Еще они поют, что сегодня их женщины будут их оплакивать или радоваться за них, а их сыновья будут гордиться.

— Когда они придут? — тихо спросила Луиза.

— Как только рассветет, — ответил Тегвайн.

Луиза все еще держалась за руку Джима. Подняв голову, она посмотрела на него:

— Я не говорила этого до сих пор, но теперь должна сказать. Я люблю тебя, мой мужчина.

— А я говорил это много раз, но повторю снова, — ответил Джим. — Я люблю тебя, мой маленький Ёжик.

— Поцелуй меня, — попросила Луиза.

Их жаркие объятия длились долго. Наконец они отодвинулись друг от друга.

— Все по местам! — приказал Джим людям. — Манатаси идет!

Мальчики-пастухи принесли всем завтрак от костров. Джим и его люди в темноте съели солонину, стоя возле оружия.

День наступил быстро. Первые верхушки деревьев обрисовались на фоне неба, потом стали видны смутные очертания холмов за ними…

Джим вдруг резко вздохнул, и Луиза рядом с ним вздрогнула.

— Холмы темные, — прошептала она.

Свет усиливался, и вместе с ним пение становилось громче, превращаясь в торжественный хор. Теперь они видели огромную массу людей, которая, подобно глубокой тени, укрыла светлую травянистую равнину. Джим всмотрелся в нее через подзорную трубу.

— Сколько их там? — чуть слышно спросила Луиза.

— Как и говорил Тегвайн, их много. Сосчитать невозможно.

— А нас всего восемь… — У Луизы сорвался голос.

— Ты не учла мальчишек. — Джим засмеялся. — О мальчишках не забывай!

Он вернулся туда, где у стоек с оружием ждали мальчики, и поговорил с каждым из них. Мальчишки дрожали от холода, держа наготове шомпола, но усмехались и кивали. «Из детей могут получиться отличные солдаты, — подумал Джим. — Они не боятся, потому что им все кажется игрой, и они подчиняются приказам».

Потом он прошел вдоль ряда мужчин, стоявших за баррикадой. Баккату он сказал:

— Нгуни увидят тебя издали, потому что ты высок и стоишь на их пути, как гранитный утес. Ты вселишь ужас в их сердца.

— Держите наготове ваши длинные хлысты, — сказал он Смолбою и другим погонщикам. — После этой маленькой битвы вам придется гнать к побережью тысячу коров.

Он сжал плечо Замы: