Голод

Каких-то особых угрызений совести при мысли об этом я не испытываю.

Меня больше беспокоит, что если он не умер, то может очнуться и продолжить начатое.

В голове у меня сумятица, пульс бьет как молоток.

С натугой я сталкиваю Эйтора с себя.

Он соскальзывает с кровати и падает на твердый деревянный пол.

Действуй, действуй, действуй!

На трясущихся ногах я ковыляю к двери и только у самого порога вспоминаю о ноже.

Черт!

Если Эйтор очнется, я хочу, чтобы оружие было у меня, а не у него.

Затаив дыхание и не сводя глаз с человека, лежащего на кровати, я спешу обратно за ножом. Уверена, что Эйтор набросится на меня, едва я окажусь в пределах досягаемости. Но тело не шевелится: ни когда я обшариваю кровать в поисках оружия, ни когда наконец замечаю его в постели и хватаю за рукоять.

Я пячусь, не сводя глаз с наркобарона, затем разворачиваюсь и бросаюсь к двери. Оказавшись в коридоре, пускаюсь бежать так, будто от этого зависит моя жизнь, и радуюсь, что заснула полностью одетой.

Где Голод? Эта страшная мысль снова и снова проносится у меня в голове. Когда я видела его в последний раз, он планировал изрубить Эйтора на куски. Но Эйтор у меня в комнате, и руки-ноги у него на месте.

Я замедляю бег, останавливаюсь и оглядываюсь, заставляя себя собраться с мыслями, хотя туман адреналина и страха гонит дальше.

Нужно проверить комнату всадника, выяснить, там ли он. Именно такой первый шаг подсказывает логика.

Без лишних раздумий я бегу по коридору обратно. Комната Голода рядом с моей, и, стоя перед ней, я изо всех сил надеюсь, что Эйтор еще не очнулся.

Я осторожно открываю дверь. Внутри полная темнота, и можно только предположить, что свечи сгорели до основания.

– Голод? – шепчу я, на цыпочках пробираясь в спальню.

Ничего.

– Голод? – повторяю я, на этот раз погромче.

На ощупь брожу по комнате, пытаясь понять, здесь ли всадник или его вещи. Я почти уверена, что под руку мне попадается та самая статуэтка с большим фаллосом, но пальцы не натыкаются ни на весы Голода, ни на его доспехи, ни на него самого – что, пожалуй, к лучшему. В глубине души я до ужаса боялась споткнуться о его труп.

Я выскальзываю из комнаты и снова иду по коридору.

Если Жнеца нет в его комнате и он явно не с Эйтором, то где же он может быть? И, главное, что с ним?

Добираюсь до конца коридора и выхожу из этого крыла дома. Адреналин все еще бурлит в крови. Прохладный ночной воздух треплет волосы. В главном здании поместья горят свечи и масляные лампы. Даже отсюда я вижу, как за окнами движутся какие-то фигуры. Однако всадника среди них нет.

Я стою во дворе неприлично долго, размышляя о том, где искать дальше и насколько разумно привлекать внимание к себе.

Не успеваю я ничего решить, как дверь главного здания распахивается и во двор выходит человек.

Я замираю. Кажется, он меня пока не видит.

– Просто зайду проверю, – говорит он кому-то оставшемуся за дверью.

– Не ходи, – кричит этот кто-то из глубины дома. – Последний, кто так сделал, лишился пальца.

Охранник, которого я теперь хорошо вижу, колеблется.

– Серьезно, парень, пусть босс развлекается, а мы тут развлечемся по-своему, – говорит тот, что внутри.

У меня екает в сердце. Наверняка предполагается, что их босс развлекается со мной. Что же касается развлечений охранников…

Мужчина неохотно возвращается в дом, и я слышу, как хлопает дверь.

Потом не слышно ничего, кроме моего собственного прерывистого дыхания.

Боже правый, что же случилось с Голодом? Они устроили засаду? Насколько тяжело он ранен?

Постепенно паника унимается, и я снова начинаю мыслить здраво.

Совершенно очевидно одно: мне нельзя здесь оставаться. Если Эйтор не мертв – а надеяться на это было бы слишком смело, – то он вернется к своим людям. И тогда все они будут знать, что я жива.

Остается несколько минут, чтобы что-то предпринять, пока у меня еще есть преимущество.

Заставить себя приблизиться к главному зданию невероятно трудно, но я это делаю. Медленно прохожу вдоль особняка, заглядывая в окна. У охранников там, похоже, какое-то сборище, некоторые выходят из фойе на передний двор.

Я обхожу массивное здание кругом, затаив дыхание, чтобы не наткнуться на охранников или, не дай бог, на самого Рошу.

Мне везет. Я добираюсь до фасада, укрываясь за живой изгородью.

На круговой дорожке, среди призрачных, полузасохших сверхъестественных растений Голода, полдюжины мужчин сгрудились вокруг чего-то. Некоторые выкрикивают глумливые шутки. Я вижу, как один из них чем-то взмахивает, а затем слышу влажный звук разрубаемой плоти.

Пусть босс развлекается, а мы тут развлечемся по-своему…

У меня сводит желудок, и я невольно закрываю глаза.

Голода – ужасного, безжалостного Голода – истязают. Того самого человека, который еще несколько часов назад нежно прикасался ко мне и признавался, что я ему нравлюсь.

Если я дала ему повод поколебаться в своей ненависти, то эти люди полностью разрушили то, что было достигнуто.