Гой

– Да пошел ты! – на автомате произнес Осик и развернулся, направляясь к выходу. В тот же миг со своих мест вскочили Рутенберг и еще двое молодых людей, но Петр сделал предостерегающий жест, и они сразу вернулись на исходные позиции.

Также, еще немного постояв и посмотрев вслед за скрывшимся за дверью Осиком, поступил и Петр. Он осенил себя крестным знамением, закрыл Библию, задул свечи и произнес:

– Братья и сестры, на этом наше сегодняшнее собрание во имя Господа нашего Иисуса Христа разрешите считать закрытым. Прошу всех встать, приступаем к общей молитве, но перед ней помолимся о спасении душ моего заблудшего друга и его так низко падшей сожительницы.

«Неужели и у сионистов так же? – думал, идя по проспекту Мира, охваченный нервной дрожью Осик. – А как, в сущности, может быть иначе? Разница, видимо, лишь в некоторых деталях ритуалов и риторики. Дети разных народов, тюрьмы разных режимов, в наши ряды, друзья. В партию, что ли, вступить?».

Осик вспомнил, как именно вдвоем с Петей проходили они обряд одной из главных великоордынских инициаций. Оба они выглядели старше своих четырнадцати лет, давно уже басили и с недавних пор брились. Утром Первого мая они отправились гулять по городу, что делали с третьего класса. Родители в честь праздника давали им сначала по двадцать копеек на брата, а потом увеличивали сумму по мере их взросления. Сегодня они получили по рублю, но имелись и кое-какие сбережения, накопленные друзьями по мере планомерной подготовки к празднику, который ведь не как снег на голову свалился. Погуляв и насмотревшись на колонны трудящихся, заполнивших улицы города и медленно продвигающихся к площади перед обкомом партии, чтобы явить себя отцам города и области, друзья решили передохнуть. Народ был уже частично навеселе, а иные и в полном подпитии, ибо по ходу движения колонн были открыты продовольственные магазины, по случаю всенародного торжества, не таясь торговавшие алкоголем с минуты ранне утреннего открытия. Звучали марши и мелодии популярных советских песен в исполнении заводских оркестров и отдельных музыкальных умельцев-одиночек, освоивших игру на всех видах гитар и гармошек.

Петя и Осик зашли в гастроном с целью приобретения бутылки портвейна, опыт распития которого уже имелся, и тут Осик по наитию сказал продавщице:

– Нам бутылку «Столичной».

Со стороны Пети возражений не последовало.

Не без колебаний отпустив товар клиентам, степень опытности которых по части распития крепких алкогольных напитков продавщица оценила мгновенно, она по-матерински заботливо предупредила:

– Только не на улице ребята. Зайдите в подъезд, если больше негде. Закуска-то у вас есть?

– Имеется, – не так уверенно, как ему хотелось бы, произнес Петя. Сказывалось волнение от предстоящей скорой и неминуемой встречи с доселе неведомым.

– Как пить собираетесь?

Не дожидаясь ответа на столь простой вопрос, поставивший, однако, друзей в тупик, продавщица протянула Осику граненый стакан и дала уже последний на сегодня необходимый наказ:

– Полный не наливайте, и, смотрите, будьте здоровы. С праздничком вас, ребятки!

Все-таки в подъезде распивать бутылку не хотелось, да и что они такого плохого делают, чтобы от людей прятаться? И они отправились в расположенный над морем парк Шевченко, чтобы распить заветную бутылку на лоне благоухающей весенней природы ордынского причерноморского юга.

– Как первую разопьешь, так и будет, – глубокомысленно произнес Петя по дороге в парк.

– Скорее всего, – не очень понимая с чем, согласился Осик.

Они пристроились на скамейке, совместными усилиями без особого труда открыли бутылку. Осик на правах старшего, а то, что он на пять дней старше, оба не забывали, наполнил стакан чуть больше, чем наполовину, и протянул его Пете. Тот нюхнул, поморщился, втянул в себя воздух, зажмурился и не опрокинул в себя, но в три глотка стоически выпил свои первые в жизни сто пятьдесят. На скамейке во всяком случае он усидел и протянул стакан другу. Осик налил себе и, продолжая держать бутылку в руке, решительно опрокинул все содержимое стакана в себя. В таком стиле матерые ордынцы глотали водку в кино, что несколько отличало их от киноковбоев, которые если и выпивали одним глотком, то не более каких-то несчастных, на взгляд ордынского человека, тридцати граммов. Как этот номер прошел у Осика, ему и самому было невдомек. Каким-то чудом он не закашлялся и не захлебнулся. Оставалось только поблагодарить Бога, что Петя и сделал:

– Ну слава Богу, – сказал он за двоих. Ясности в дальнейших совместных планах не было никакой. Они продолжали сидеть на скамейке, все более погружаясь в свои мысли, а между ними стояла пока еще недопитая бутылка и пустой граненый стакан рядом с ней.

– Ты погляди, спиртное в парке на виду у всех распивают. Тут родители с детьми гуляют, а они водку пьют. Совсем оборзели.

Перед друзьями стояли поджарые молодые люди, явно не представители интеллигентных профессий или хорошо учащейся молодежи.