Гой

С этой минуты Петр начал молить о скорейшем наступлении завтрашнего утра, и оно наступило, однако не раньше, чем закончилась мучительная для него ночь. Петр спал и не спал, пребывая в каком-то ином состоянии, чем сон или бодрствование. Ему виделась история его первой любви, которая пришла к нему в пионерском лагере. Тот девичий образ уже давным-давно совершенно не пробуждал в нем никаких чувств, и тем чудовищнее было то, что Петр тогда на прямой вопрос, заданный самому себе, дороже ли ему Марьяна отца, матери и сестры, со всей определенностью ответил: «Да». А что если бы его страстное пожелание было исполнено? Долгим ли было счастье, да еще купленное такой ценой? А если так, то чего стоит все остальное, если и чувство первой любви не стоит в сущности ничего. А может быть, все-таки чего-то и стоит, раз запоминается навсегда.

Что касается отца Евгения, то он и вовсе не ложился в постель, всю ночь посвятив молитвенному бдению, о чем Петя, разумеется, и близко догадываться не мог. И вот наступил момент, когда отец Евгений спросил, есть ли у Петра какие-то вопросы и сомнения перед тем, как принять крещение.

«Не хватает только того, чтобы я лежал сейчас на кушетке», – подумал Петр, что-то слышавший от неофициального южно-пальмирского поэта Павла Игоренко об австрийском психиатре, само собой – еврейского происхождения, Фрейде и разработанном им методе психоанализа.

– Я сомневаюсь, не является ли крещение младенцев насилием над человеческой волей – признался Петр.

– А разве воспитание не есть в известной мере насилие? – спросил отец Евгений. – Мы же учим детей, например, вытирать нос, не дожидаясь того, когда они вырастут, и сами решат, стоит им это делать или нет.

Этот простой ответ полностью Петра убедил. Больше вопросов у него не было. Зато они оказались у отца Евгения. И начал он с неожиданного:

– Петр, может быть, ты знаешь что-то о том, были ли в твоем роду славянские предки?

– Конечно, знаю, – не понимая, какое это может иметь отношение к крещению, ответил Петр. – В какие-то баснословные времена мой предок по отцу, будучи славянином дворянского рода, принял иудаизм. Но мать у меня иудейских корней еще со времен праотцов, – на всякий случай торопливо добавил он.

– Речь сейчас не об иудейских корнях, – пояснил отец Евгений. – Как раз с этой стороны никаких затруднений для тебя я не вижу.

Он вышел из-за письменного стола и присел на стул рядом с Петром.

– Слышал ли ты когда-нибудь о том, что такое Пульса де-нура?

Нет, ни о чем таком Петя даже от Павла Игоренко не слышал.

– Так вот, Пульса де-нура у иудеев означает, скажем, метафизическое наказание за тягчайшее преступление, которое реализуется Высшей силой в физическом мире. Речь идет о наказании смертью. Не буду в это углубляться, только открою, что нечто подобное практиковалось у древних славян в языческий период их истории.

Петя затаил дыхание. Стало очевидным, что сказанное имеет к нему самое непосредственное отношение.

– Это трудно объяснить, но способность вызывать эту убийственную Силу по сей день сохранилась у некоторых потомков древних славянских жрецов. Кто-то может ею сознательно управлять, у кого-то она проявляется бессознательно. Обращаться к этой Силе для христианина великий соблазн, которому труднее противостоять, чем абсолютному большинству прочих соблазнов. Я хочу, чтобы ты это хорошо усвоил, Петр. За тебя буду молиться я и твои духовные родители.

Через час Петя с торбой через плечо, полной подаренных книг, направлялся к платформе станции Тютчево, будучи уже православным христианином. Вплоть до квартиры Александры его сопровождал добрый прихожанин для особых поручений Ермолай.

26.

В Южной Пальмире, на радость местного Охранного отделения, активно действовали сразу три антисоветских подполья: сионистское, православное и литературно-художественное. Участники этих подполий, как правило, хорошо знали друг друга: одни когда-то учились вместе в одной школе, другие – в одном институте, третьи – занимались в одной спортивной секции, четвертые – были соседями, пятые – работали на одном предприятии или в одном учреждении. И вот жизнь их развела по разным подпольям. В каждом подполье были свои лидеры и своя – то явная, то тайная грызня между ними за влияние на умы и сердца рядовых подпольщиков.