«А хорош был бы в южно-пальмирском трамвае, – подумал Петя и улыбнулся этой мысли. – Особенно летом. Тоже ведь народ со всей страны прибывает. Вот бы и полюбовался на отца-народов, давясь в вагоне при поездках на пляж и на базар».
До квартиры Александры Владимирской он добрался без приключений. Утром они должны были вместе отправиться на электричке в поселок Тютчево, что в сорока километрах от Москвы. А пока Александра представила Петю своим родителям и брату, после чего и пригласила гостя к чаю вдвоем на кухне. Квартира, по южно-пальмирским понятиям, была райкомовской, то есть при высоких потолках и более чем четырех комнатах с раздельными ванной и туалетом.
При этом Александра, судя по всему, явно не роскошествовала:
– У тебя закурить не найдется? – как только они остались наедине, первым делом спросила она.
– Я ведь собираюсь креститься, – ответил Петя.
– А кода не собирался, вижу, что курил, причем, наверное, одну за другой, – уверенно предположила Александра. – А я вот и сейчас продолжаю.
Она сняла с полки жестяную банку, на которой было написано «Чай», поставила ее на стол, открыла, и в нос бросившему курить Петру ударил прокисший, явственно отдающий навозом запах. Александра, конечно, его не чувствовала или воспринимала иначе. Коробка до краев была набита окурками.
– Я сейчас не служу, – пояснила Александра, – приходится экономить. Завтра утром выйдем из дому пораньше, чтобы успеть перекусить на вокзале. Деньги у тебя есть?
– Я тоже не работаю, – сказал Петя. Выговорить слово «служу» его язык отказался. – Но мама дала мне денег на дорогу.
– А мне родители не дают даже на метро, – поделилась основами своего финансового бытия Александра, – но, правда, в питании не отказывают. Но я все равно безумно рада твоему приезду. Хоть пару дней поживу не за их счет. Как там Князев?
– Привет тебе передал и письмо.
– Спасибо. Посмотрим, что он пишет.
Александра прочитала письмо, подожгла его на огне газовой конфорки, положила догорать в пепельницу, посмотрела на Петю с новым интересом и спросила:
– Так ты поэт?
– Был.
– Бывших поэтов не бывает. Если, конечно, был. А если не был, тогда другое дело. Почитай что-нибудь свое, мы вместе и рассудим.
– Я не буду читать, – твердо отказался Петя. – Это искушение.
– Значит, стихи свои помнишь, – констатировала Александра и понимающе спросила:
– Считаешь их не соответствующими духу православия? Но ведь стихи не нуждаются в утверждении ни светской, ни духовной властью, в тех, разумеется, случаях, когда они ими не заказаны. И вообще, почему у некоторых людей возникает порыв к стихосложению? Кто или что тут первопричина? В любом случае не может Всевышний запереть себя в церкви.
– Что? – спросил Петя таким тоном, будто собирался встать из-за стола и немедленно покинуть этот дом.
– А что? – дружелюбно поинтересовалась Александра.
Она была ровесницей Петра и выглядела не взрослее его. Но он, к своему удивлению, признал за ней некое право старшинства. В общении с однолетками он привык чувствовать свое превосходство. Разве только с Осиком отношения складывались иначе, но они выросли вместе…
На платформе поселка Тютчево Петр и Александра вышли, когда утро уже окончательно вступило в свои права и позволило оценить все великолепие наступившего дня: чистейшая лазурь небес и ослепительная белизна покрытой снегом земли и деревьев являли красоту такую, что человеку не надо было прилагать никаких душевных усилий, чтобы ее разглядеть.
Дорога к церкви пролегала через могучий лес, и Петр подумал: «Вот она Россия». Мысль для него была чуть ли не кощунственной. Получалось, что Южная Пальмира не Россия. И Петр к огорчению своему понял, что нет, не Россия. Но как же так?
«Мало того, что провинция, так еще и не русская, – не мог остановить Петр взбунтовавшегося против родного города потока сознания. – Столица Транснистрии». Он замедлил шаг, приостановился и как-то беспомощно огляделся вокруг.
– Что произошло? – встревоженно спросила Александра.
– Все в порядке, – ответил Петр, сам пытавшийся разобраться с тем, что же произошло. – Величием повеяло.
– А! – удивленно, но и благосклонно отреагировала Александра. – Неужели проникся? – и, усмехнувшись, но тут же и помрачнев, добавила:
– Дремучести тут хватает.
В церковь они зашли, когда отец Евгений заканчивал служить заутреню.
Черноволосый и чернобородый полноватый человек с лицом восточного мудреца сосредоточивал на себе таинственное пространство храма.
Таким Петр впервые увидел отца Евгения, о котором рассказывал ему в Южной Пальмире Князев. Они гоняли фирменные чаи в подвале у Игоренко, и Князев просвещал обоих:
– Отец Евгений по происхождению еврей, что само по себе пикантно, однако не более того. А вот более того, и даже сверх более того то, что он открытый юдофил. Понимаете? Объясняю. Никто не скрывает того печального факта, что встречаются в природе священники-педофилы. Что тут поделаешь? Грех есть грех, и с грехом можно бороться, и с ним борются по мере сил и возможностей. А как бороться с юдофилией, если формально это не грех?