Гой

– Аааааааааа! – сразу заорал Семен, тут же разбудив весь двор, поскольку разговор с женой он затеял в супружеском ложе перед отходом ко сну.

Пробужденные соседи напряглись и притихли. Многолетний опыт подсказывал им, что у них появился шанс услышать нечто незаурядное.

– Ааааааааааа! – набрав в легкие воздух, повторил крик Семен, после чего постарался прибегнуть к доводам рассудка. – Ты хочешь сделать из моего сына торгаша и махинатора, каким был твой отец? Ну, я тебе сейчас покажу!

С этими словами он бросился будить Петю, который, конечно, и так не мог спать в подобных обстоятельствах.

– Петя! – трагически воскликнул он. – Ты хочешь быть торгашом и махинатором?

– Нет, – отвечал Петя.

– Иди скажи это своей матери!

– Но я и в Нефтяной техникум не хочу.

– А в какой ты хочешь техникум? – изо всех сил стараясь выглядеть толерантным, вкрадчиво поинтересовался отец.

– В археологический, – неуверенно сказал Петя, – или в библиотечный, если нет археологического.

– Ааааааааа! – в третий раз за вечер раздался из квартиры Свистунов ужасающий вопль. – Это все влияние твоей матери, дочери торгаша и махинатора!

Семен грозно навис над все еще не покидавшей супружеского ложа женой:

– Внук старшего политрука Пинхаса Свистуна хочет поступать в библиотечный техникум. Аааааааааа!

Через два дня Семен возвращался со стадиона вместе со своим другом Аркадием. Южно-Пальмирский «Черноморский моряк», несмотря на происки судьи, сумел одержать героическую победу над элитной командой из Москвы, в связи с чем настроение у обоих было приподнятое. Сначала они шли в радостно возбужденной толпе, но, выйдя из Городского парка, постарались отделиться от нее.

– Два пенальти не дал и чистый гол не засчитал, и это у нас на поле, – негодовал Семен. – Люди же видят!

– Вот людям кое-что и показывают, – отозвался Аркадий. – И чтобы помнили, где Москва, и кто они. И пускай Москву ненавидят! Те, кто на Москве сидят, сами не москвичи и москвичей природных на дух не переносят.

– А почему Ленин перенес столицу в Москву? – когда они присели на скамеечке в опустевшем к этому времени Городском саду, в котором, в отличие от Городского парка, хулиганье не практиковало, спросил Семен.

– Ленин возрождал Орду с ее главным принципом справедливости: «От каждого по способностям, каждому по труду».

– Вот и я говорю, – обрадовался Семен, – а у нас происходит ползучий антиордынский переворот. Взять хотя бы меня. Мой отец, старший политрук Пинхас Свистун, погиб четверть века назад, защищая Севас, а мой замечательный тестенечек, торгаш и махинатор, умер в роскоши, воспользовавшись плодами его победы.

– Он умер в общей палате еврейской больницы, – напомнил Аркадий.

– Показуха! – в негодовании вскричал Семен. – Чистая показуха. Я их насквозь вижу. Все низовые и вышестоящие парторганизации ими давно куплены и разложены. А кто еще не куплен, тот только и мечтает о том, чтобы его разложили. Вот, интересно, куда все его богатство, которого бы хватило, чтобы купить все наше Политбюро, подевалось? Погубят они Орду.

– Пока что, – спокойно напомнил Аркадий, – Орда собралась погубить Израиль и сделает это со дня на день.

– Ничего у нее не выйдет! – процедил сквозь зубы Семен. Весь его недюжинный пропагандистский пыл немедленно гас, стоило только в любом контексте упомянуть Израиль. Часть его знакомых полагала, что он сходит с ума, стоит только заговорить об Израиле, другая, напротив, считала, что стоит только заговорить об Израиле, как Семен становится адекватным.

Уже больше месяца пропаганда страны всей свой мощью укрепляла веру народа в то, что злодейский Израиль вынашивает планы порабощения братских арабских народов, за что его ждет неминуемое и беспощадное плюс справедливое, насколько это вообще возможно, возмездие. Затаив дыхание, народ советской страны с вожделением ждал, когда же наступит этот воистину счастливый для него час.