Гой

– Работать сможет? – на следующий день, посетив больного в кремлевской больнице, с надеждой спросил Никита у врачей. Терять надежного преемника ему не хотелось, потому что поиск замены ничего, кроме немалых хлопот, не сулил. К тому же лидера страны весьма раздражал возможный мистический подтекст происшедшего. Церковь Никита терпеть не мог, а вместе с нею, получалось, что и Бога. В этом было некое противоречие, которое он улавливал и изо всех сил старался устранить. В любом случае он инстинктивно воспринимал церковь, как организацию, претендовавшую на часть его власти, а делиться властью Никита ни с кем не хотел. И так выходило, что даже с Богом. Последнее обстоятельство не могло не смущать душу. Во всех смыслах гораздо лучше было иметь в качестве своего конкурента церковь, а не самого Бога.

Встревоженный Никита смотрел из окна своего кабинета на главы кремлевских соборов, и чем дальше, тем больше в душе его укоренялся план освободить от них столичный Кремль. «Как же Ильич согласился на то, чтобы устроить на этой намоленной церковью территории свою резиденцию?» Хрущев знал, что уговорил Ленина занять Кремль для повседневной работы коммунистического правительства ни кто иной, как Троцкий. Такая дерзость даже Якову Свердлову не могла прийти в голову. Более того, именно Свердлов яростно возражал против обустройства в Кремле. И чем больше он возражал, тем сильнее начинали светиться в глазах Владимира Ильича огни какой-то запредельной решимости. В конце концов, он распорядился объявить московский Кремль официальным центром власти большевиков и переехал в него вместе со всем руководством советской Орды.

От такой неслыханной наглости все, кто пошел с оружием в руках свергать советскую власть, получили сильнейший шок. «Да как же Небеса терпят такое?», – думали многие из них, осеняя себя крестными знамениями, и переставали понимать происходящее. Во всяком случае их правое дело уже не казалось им ясным как белый день. И напротив, вера простых людей в то, что Ленин и Троцкий не калифы на час, укрепилась многократно. Теперь власть большевиков в глазах народа становилась законной подательницей всех земных благ, право имеющей раздавать реальные чины и награды, одаривать имениями, крепостными и привилегиями. А изо всех сил противящийся переезду в Кремль Яков Свердлов оказался единственным из главных большевицких вождей, который в Кремле и умер. Будто предвидел свою участь.

К постели умиравшего от испанки Свердлова подошел Ленин. Он не смог отказать себе в желании увидеть умирающего соратника и даже взял его за руку, и низко наклонившись над ним, что-то ему сказал. Какие представления были у Ленина о том, куда уходит соратник? Во всяком случае заразиться испанкой он не побоялся. Или точно знал, что в данном случае ни о какой испанке речи нет?

Когда чуть не убитый Фаней Каплан Ленин оказался временно не у дел, его у руля государства полностью заменил Свердлов, да еще и оказался при этом весьма успешен. И что же оставалось после этого вождю? Терпеть рядом с собой человека, о котором все уже знали, что он может полностью его заменить? Но ведь вождь незаменим по определению. Похоже, что участь Свердлова была решена, едва только Ленин окреп настолько, что вернулся на работу.

Свердлова похоронили у Кремлевской стены, в связи с чем Троцкий позволил себе съехидничать в присутствии всего политического руководства:

– Великих князей и царей в Кремле хоронили, а Яшу, значит, за оградой Кремля. Это кто же до такого додумался?

– Я, – ответил Ленин. – Представьте себе, товарищ Троцкий, лично я. Между прочим, это по вашему предложению, уважаемый Лев Давидович, я поселился в Кремле, так вот, превращать свое место жительства в кладбище своих соратников я не желаю. Или, может быть, вам угодно, дорогой мой сосед, жить на кладбище?

– Да нет, – отвечал Троцкий, – узнаю ленинскую мысль. Жить, значит, будем среди могил царей и патриархов, а своих мертвецов выносить за ограду. В этом есть что-то созвучное историческому материализму. Одно дело, если партиец повстречает тут ненароком дух, допустим, Ивана Грозного, и совсем другое, если, скажем, того же Свердлова Яшки. Я только одного не пойму, Владимир Ильич, прикажем народу кладбище у Кремлевской стены считать еврейским, или как? Может быть, распустим слух, что Яков Михайлович схиму по обычаю русских князей перед смертью принял?

Вольно было Троцкому так шутить. Из всех главных советских вождей первого призыва он один в результате не был похоронен у Кремлевской стены, если, конечно, не считать тех, которых расстрелял Сталин. Впрочем, вообразить себе, что будет похоронен в Мексике, и он, наверное, не мог. Совершенно непредсказуемый был человек. Будучи и сам довольно непредсказуемым, Никита с молодых лет недолюбливал Троцкого по единственной причине, уж слишком еврейским человеком тот, по его мнению, был.