Гой

– Вот и отлично, – отозвался Аркадий, – считайте, что вам повезло, потому что, дорогие товарищи недавние сержанты и старшины, солдаты и матросы, генералы и адмиралы, ныне потерявшие человеческий облик, принято решение всех вас изловить и из города, который залечивает раны войны, выселить туда, куда никакая современная война докатиться не может.

– В тундру, что ли? – полюбопытствовал безногий. – Оленей жизни учить?

– Примерно, – ответил Аркадий. – Значит так, до вечера никому носа отсюда не высовывать. Харчи вам занесут. Дверь откроешь на такой стук. Запомнил?

– Запомнил, – кивнул протрезвевший Семен. – А вечером что?

– А вечером с тобой будет отдельный разговор, – пообещал Аркадий, – а за корешами твоими пришлю автобус, который доставит их под Южную Пальмиру, где они пополнят ряды трудового крестьянства. Речь, конечно, не идет о товарище на самокатной тележке.

И Аркадий остановил взгляд на двух молодцах довольно устрашающего вида. Один из них был без глаза и с обгоревшей щекой, другой – без кисти руки. Вместо нее у него было что-то вроде боксерской перчатки, в которой явно угадывался чуть ли не арсенал всякого холодного оружия.

– Дело в том, что неподалеку от города прямо сейчас организовывается мечта коммунизма в виде в скором будущем колхоза-миллионера под руководством товарища Онисима Макарыча Досвитного. Знаете значение греческого слова «онисимос»? Говоря по-русски – полезный. Вот Онисиму Макарычу для такого дела помимо официальной охраны понадобится неофициальная, в которую вас и зачислят, можете не переживать, Онисим Макарыч с вашими боевыми, а также уже послевоенными подвигами ознакомлен. И вы ему подошли. Остается спросить, подходит ли он вам?

– Слыхали мы за Онисима Макарыча, – ответил одноглазый. – Нам подходит.

– Вот и хорошо. Жить будете, как у полубога за пазухой, и жен вам по вашему хотению подберут. Только чтоб уже никаких «Богу богово, а полубогу полубогово». Объяснять, надеюсь, не надо. Тогда, пожалуйста, будьте добры распишитесь кровью. Да, вы – тут, а вы – тут.

Когда с этими формальностями было покончено, Аркадий обратился к безногому.

– Вы, если не ошибаюсь, были кипером «Черного моря» после того, как Трус в Киев ушел?

– Помнят еще?

– Знаете, что с Трусом стало?

– Кто ж не знает. Немцы его в Киеве в Бабьем Яру расстреляли. Хоть и не еврей, а сподобился. Великий был кипер. В Москве такого и близко не было. Я думаю, что за это на самом деле и расстреляли. Зачем немцам такой вратарь у недочеловеков? Вот по случаю и избавились. А заодно и от евреев – в сущности по тем же корыстным соображениям.

– Думаете, что не по идеологическим?

– А разве это не одно и то же?

– Что-то мы с вами, как южно-пальмирец с южно-пальмирцем разговариваем.

– А вы разве из Бредичева?

– Не из Бредичева.

Аркадий оглядел всю аудиторию и сказал:

– Поскольку теперь тут все уже окончательно свои, при всех еще одну государственную тайну и раскрою, к тому же вы поглядите, какое утро за балконом стоит.

А проспект Сталина и впрямь был погружен в южную утреннюю свежесть раннего лета. Как будто стоял один из дней Творения новорождающегося мира.

Когда Аркадий убедился, что благодаря его стараниям дивная свежесть утра не прошла мимо внимания присутствующих, он поведал им, что в дачно-престижном районе города будет открыт секретный интернат Безымянных детей.

– Вот в этот интернат вы, как бывшая спортивная легенда Южной Пальмиры, и направляетесь на службу в качестве заведующего кабинетом спортивного мастерства без права выхода за территорию интерната в течение пятнадцати лет. И еще одно, вы будете тайно консультировать Зубра по его просьбе.

– Значит, решили простить Зубра?

– А вы не рады?

– Я ноги потерял, а он… Да нет, рад, почему же…

Речь шла об еще одном вратаре команды «Черное море», который остался в оккупации и три сезона отыграл в чемпионатах Транснистрии, организованных румынскими властями.

– И что же, вы ему позволите в чемпионате Союза играть?

– Более того, сделаем его старшим тренером «Черного моря», кому еще возрождать славу южно-пальмирского футбола? А без ваших тайных консультаций он, по его словам, ее не возродит.

– Ему – слава и ноги, а мне ни ног, ни славы, – задумчиво произнес безногий.

– А Трусу, лучшему из вас, и вовсе преждевременный вечный покой в Бабьем Яру вышел – не преминул напомнить Аркадий, которому минувшей зимой исполнился двадцать один год. – И не спрашивайте меня, почему так.

5.

Почти сразу после освобождения Южной Пальмиры в город из Киева прибыл сугубо штатский человек около сорок лет отроду, неславянской внешности с еврейским именем Арон и с армянской фамилией Абурцумян. Оный Абурцумян занялся делом и вовсе удивительным. С помощью непонятно каких покровителей он принялся искать в Южной Пальмире если не саму нефть, то для начала помещение под будущий Нефтяной техникум. «Зачем Южной Пальмире Нефтяной техникум?» – задавались вопросом славяне, а если бы в Южной Пальмире сразу после ее освобождения нашелся хоть один еврей, то он бы непременно задал бы к основному и дополнительный вопрос: «А хорошо ли это для евреев?».