Гой

«В каждой семье должны быть врач и тайный агент, – думал отставной комбат, – все-таки лучше, когда тебя лечат и сообщают о тебе куда надо свои, чем чужие».

Во время заветной передачи полукольца на квартире Григория Карася и выяснилось, что вернувшемуся в родной город по окончании ратных дел безрукому Семену Свистуну негде в этом городе жить. На его беду их квартиру заняли во времена оккупации не отъявленные коллаборационисты и даже не элементы, которых компетентная комиссия могла бы, на их счастье, счесть не более, чем безответственными, но герои легитимного, то есть организованного временно сбежавшей властью сопротивления, которых теперь попробуй высели из занятой ими благодаря оккупантам квартиры то ли сбежавших, то ли перебитых евреев.

– С жилищем я помогу, – прямо сказал Аркадий.

– «Хорош гусь, – подумал Семен. – Да кто же он такой, что может с квартирой помочь, ведь на вид не старше меня». А поскольку после недавней потери руки он все еще жил с обманчивым ощущением, что ему уже вообще терять нечего, сказал:

– Главные, значит, у нас не фронтовики, а подпольщики.

– Само собой разумеется, – не счел нужным делать вид, что он должен в чем-то оправдываться, подтвердил Аркадий, и Семен почувствовал себя так, словно ему оказывают высокое доверие. – Правят миром не фронтовики, Семен. Ты не обижайся, но Троцкий был типичным фронтовиком. Подпольщик из него всегда был средней руки. Армии, Семен, это прикладной инструмент при всей моей любви к нашей родной Красной армии и уважении к армиям потенциальных противников. Квартиру получишь на проспекте Сталина.

– Где? – не поверил ушам Семен.

А как было поверить, если проспект Сталина – это центральный проспект города, сочетающий в себе все преимущества урбанизма перед сельской глубинкой с преимуществами сельского покоя перед напряжением урбанизма. Прямо не проспект Сталина, а окончательное стирание граней между городом и деревней.

– А ты не слишком удивляйся, Семен, – сразу же превратил сказку в быль бывший подпольщик. – Ведь балконы домов на проспекте Сталина выходят, как ты знаешь, не во дворы, а на улицу, что оказалось очень функциональным с точки зрения повешения на них мирных советских граждан, которые оказывались евреями.

– Румыны этим занимались?

– Ну, скажем, не без помощи некоторых мирных, как оказалось, антисоветских граждан, которых я должен был выявлять, – уклончиво ответил Аркадий.

– То есть они вешали, а ты стоял неподалеку и записывал? Я просто хочу представить себе, как это выглядело.

– Почему же обязательно записывал? Может быть, и фотографировал. С опасностью, прошу заметить, для жизни. В общем, не спешат пока что наши земляки, проживавшие во временно оккупированной Южной Пальмире, расхватывать освободившуюся жилплощадь на проспекте Сталина. Ужас мистический у них еще не прошел. А тебя во время этих зверств в Южной Пальмире не было, так что знание, которое ты только что получил, у тебя есть, а ужаса мистического нет, а что такое знание?

– Знание – сила! – автоматически отчеканил Семен.

– Вот и поторапливайся занять квартиру, пока ужас мистический у людей не прошел. Ордер получишь уже завтра утром.

Так, неожиданно однорукий и одинокий Семен Свистун стал обладателем завидной жилплощади в самом центре красавицы Южной Пальмиры.

И, разумеется, мало-помалу сдружились бывший фронтовик с бывшим подпольщиком. Чем ныне занимался Аркадий, открыто носивший форму капитана милиции, не знал никто, а чем занимался Семен, донашивавший солдатский китель с пришитым к карману рукавом для несуществующей руки, знали все, потому что не занимался он ничем, живя на пенсию инвалида войны, официально названной государством Великой. Пенсия такой уж великой, увы, не была. Государство перед лицом будущих грандиозных свершений в области организаций ядерных взрывов и полетов в космос экономило на благополучии трудящихся как могло, да и инвалиды войны исчислялись в стране-победительнице в несметных количествах.

И вот однажды, когда Семен с утра уже был в подпитии в своей благоприобретенной квартире и готовился покинуть ее до вечера, чтобы выйти в свет в компании переночевавших у него таких же искалеченных освободителей народов Европы от коричневой чумы, буквально в дверях его задержал Аркадий, заставивший всех присутствующих переменить планы на день.

– Вы еще соображаете? – начал он застольную беседу. В качестве стола использовался давно опустошенный походный сундук румынского офицера, который, в отличие от советских, не мыслил себе войны без регулярной смены белья, запасов пахучей воды, несессера, нескольких сортов туалетного мыла и пачки презервативов. Сидели вокруг этого стола на полу. Удобнее всех в этой ситуации было, конечно, немолодому бывшему воину, избавленному от необходимости как-нибудь поудобнее приспособить ноги по причине их полного отсутствия. Вместо них у него была деревянная доска на подшипниках.

– Выпьешь с нами? – спросил безногий. – Только извини, ничего уже не осталось.