Гой

Иосиф смотрел по телевизору на горящий лес. Только его и показывали. Мысль о том, что они с Юлей вполне могли оказаться посреди него, когда вспыхнул невиданный доселе пожар, немного щекотала нервы, но отнюдь не пугала задним числом. А вот животных, у которых не было ни единого шанса спастись, было по-настоящему жаль. Иосиф уже никогда не забывал ни тех конкретных кабанов, ни того конкретного волка.

24.

Начало первого учебного года после разрыва отношений с Юлей ознаменовалось карьерным событием, означавшим перемену в служебной деятельности. Почему это произошло одновременно с драматическими переменами в личной жизни? Случайность? Или иначе не могло быть? Земные науки пока еще не нашли ответа на этот вопрос. И хорошо, настолько он потенциально, если найдется, может ударить по человеческому самолюбию.

Уже первого сентября директор школы предложила Иосифу работу на полставки в детском отделении больницы. Дело в том, что министерства образования и здравоохранения, как в это ни сложно поверить, сумели договориться между собой о чем-то действительно хорошем. В детских отделениях больниц открывались школьные классы.

В самом деле, общение с родными и друзьями во время госпитализации у ребенка не прекращается. А вот учителя на период болезни из его жизни уходят. Может быть, этот пробел в жизни огорчал далеко не всех приболевших школьников, но высокое начальство решило его ликвидировать.

– ЙосЭф, – уже первого сентября сообщила ему директор школы, – на полставки ты остаешься в школе, а на полставки уходишь в больницу преподавать там русский язык. Медицинская педагогика – это теперь очень перспективное направление.

– Помилуй Бог! – сразу отказался от предложенной чести Иосиф. – Я понимаю музыка, английский, иврит, арабский, математика, в крайнем случае – история, география и Танах, но зачем же израильским школьникам русский язык? Что же я буду часами без дела просиживать в классе, мечтая о том, когда же, наконец, госпитализируют русскоязычного ребенка, да еще такого, который бы хотел учить русский язык больше, чем английский? Может быть, таких детей вообще не существует в израильской природе.

– После праздников скажешь мне, что ты решил. У тебя есть три недели.

Что думать о таком директоре? Праздники она, конечно, сумела ему испортить. Но и новую страницу в жизни, можно сказать, открыла.

Сразу после праздников в учительской на перемене при всем педколлективе она внезапно спросила:

– Что ты решил?

– Решил, что буду преподавать искусство шахматной игры.

Все стихло вокруг.

– Что ты будешь преподавать? – после продолжительной паузы спросила директор, коренная израильтянка марокканского происхождения.

– Шахматы!

Наверное, она подумала: «А почему не шеш-беш?».

– Объясни.

И тогда Иосиф прочитал свою первую в жизни шахматную лекцию, которую он готовил все праздники, вспоминая, разумеется, знаменитого земляка Остапа Бендера, проявляя при этом известное мужество, понимая, что пускается в некую авантюру, результатом которой вполне может оказаться попытка коллективного избиения его шахматными досками.

– Купила! – в качестве приговора произнесла директор. Все-таки в ее груди билось, пускай не ашкеназийское, но настоящее еврейское сердце.

Так Иосиф стал учителем шахмат министерства образования Израиля. И уже до самой пенсии. Фактически он явился первооткрывателем, официально введя шахматы в программу школьного образования, по крайней мере в детском отделении конкретной больницы.

На его счастье, большинство израильских детей впервые от него узнавали о том, что на свете существуют шахматы, и уроки Иосифа сводились к тому, что, преодолевая ужасы иврита, он читал лекции не по мастерству игры, но по ее истории. Тут было где развернуться. История шахмат – от многочисленных легенд о происхождении самой игры до незаурядных биографий выдающихся шахматистов и случаев из их турнирных практик – не оставляла места для скуки. И жизнь вознаграждала Иосифа за старания. Однажды он рассказывал о судьбе Хосе Рауля Капабланки трем прекрасным эфиопским девушкам – одной пациентке и двум подругам, пришедшим ее навестить. Словно сразу три юных царицы Савских, одна прекрасней другой, сидели перед ним и внимали его словам. Иосиф, вдохновившись не на шутку, повествовал об очередном интеллектуальном подвиге Хосе Рауля, как вдруг одна из юных красавиц, не сводя с него восторженных глаз, почтительнейше спросила:

– Ты его знал?

Что ни говори, о нем иногда слишком хорошо думали.

И все же Иосиф опасался, что когда-нибудь, еще до того, как он успеет благополучно дожить до пенсии, пациентом больницы окажется какой-нибудь толковый малый, посещающий шахматный кружок при Доме культуры. Такие кружки, где только могли, пытались организовать бывшие советские шахматисты, в массовом порядке оказавшиеся в Израиле совершенно не у денежных дел. Но кому-то из них повезло, и кружки заработали. А раз кому-то из них повезло, то Иосифу рано или поздно должно было не повезти. Так и произошло. Страх реализовался.