Гой

Нина не вернулась в Поволжье на родину своих предков, и начался долгий процесс ее натурализации в Израиле, который она нашла пригодной для нормальной человеческой жизни страной. Так просто ничего не бывает.

– Уж не из хазар ли твои предки? – спросил Иосиф.

Нина не могла честно ответить на этот вопрос даже самой себе. Но любви к России она не испытывала, а вот к Волге – да. О том, какими методами расширяла Россия свои владения, Иосиф когда-то догадывался, а теперь и знал. Собственно, другого выбора, кроме полного подчинения или тотального геноцида, власти России никогда покоренным народам не оставляли. Русские историки этого не скрывали. «Завоевание Сибири во многих отношениях сходствует с завоеванием Мексики и Перу», – писал Карамзин, и это было мягко сказано. Но разве не такими же методами расширяли в их время арабы свою империю, а турки – свою? Разве Византия не стала жертвой геноцида, даром, что современная Турция обвиняет евреев в преследовании палестинцев, объявляя себя их защитницей? То-то турки за сотни лет своего владычества позволили арабам образовать свое независимое государство со столицей в Иерусалиме. Держи карман шире! Англичане оказались куда более щедрыми к арабам завоевателями земли Израиля. Более двух третей этой земли они, не спрашивая евреев, отдали арабам под независимое государство, назвав его Иорданией. Неужели ими двигала забота о мусульманах? При всем уважении к английской христианской культуре заподозрить ее в кристально справедливом отношении к евреям Иосиф не мог. В сущности, потомки Шекспира обошлись с еврейской общиной Иудеи ровно так, как веселые христианские персонажи великого национального английского драматурга с еврейским купцом Шейлоком. А они взяли, да и ограбили его, ставя себе это в заслугу под аплодисменты многих поколений европейской публики, включая благодарного зрителя Адольфа Гитлера, работу которого по теоретическому и эмоциональному обоснованию необходимости полного и окончательного изъятия у евреев их собственности с параллельным лишением их гражданских прав повсюду, где бы они ни были, сильно облегчил Вильям Шекспир.

Поразительно при этом то, что и русские, и европейцы, и арабы, и турки, и китайцы выступают в роли моральных авторитетов в отношении Израиля, который дал нраственный закон им всем, кроме китайцев. Забыли ли китайцы, какие уроки нравственности на протяжении веков преподносили им европейцы и русские? В самом деле, как людям удается верить в искренность собственных осуждений невиновных? Или у них и впрямь нет сомнений в том, что они подло лгут ради гнусных дел? Похоже, что у Иисуса из Назарета был совершенно определенный ответ на этот вопрос: «Не суди и не судим будешь», – говорил он. Через две тысячи лет после того, как были произнесены эти слова, человечество создало ООН, организацию, занятую в основном тем, что она осуждает родину самого Иисуса Христа.

Был стандартный вечер поле рабочего дня в доме Иосифа Фишера. Он традиционно негодовал перед экраном телевизора, дивясь все большему бесстыдству по части лжи и клеветы ведущих российских тележурналистов, когда в комнату заглянула несколько растерянная Нина.

– К тебе какая-то женщина, – сказала она.

– Ну, наверное, агент по продажам, – удивляясь непонятному замешательству Нины, откликнулся он и направился к входной двери. Ничего в его душе не дрогнуло.

На пороге стояла Юля.

– Ты что, не узнаешь меня? – со своей легкой надменностью спросила она.

– Заходи! – пригласил Иосиф.

Миновав Нину, оставшуюся на кухне у плиты, они прошли в салон.

– Это кто? – шепотом спросила Юля, когда они присели на диван.

– Это моя жена, – ответил Иосиф.

Будущего в пределах ближайшей минуты он представить себе уже не мог.

– Ты голодная? – спросил он, понимая, что «голодная» – это не то слово.

– Я ночевала сегодня на цементном полу на какой-то стройке в Иерусалиме и вдруг подумала: «Осик», – ответила Юля.

Иосиф закрыл глаза. Это надо было еще осознать, что Юля, по-видимому, стала бездомной. Потом поинтересовался:

– А где твои картины?

– Картины украли.

Тогда он и вовсе закрыл ладонями лицо. Потом очнулся:

– Давай ты для начала примешь ванну.

Кухня между тем уже красноречиво гремела всеми своими кастрюлями.

– Я не могу ее не впустить, – объяснил Иосиф Нине, когда Юля, как ни в чем не бывало, не теряя королевского достоинства, словно неподалеку были ее камеристки, соизволила пройти в ванную комнату.

– Мне уехать в Самару? Прямо сейчас? Или любезно предоставишь час-полтора на сборы?

– Она поживет здесь пару дней. Выставить ее сейчас было бы бесчеловечным.

– А выставить ее через пару дней станет актом гуманизма?

– Я гостья Иосифа! – обозначила свой статус, зайдя на кухню, Юля.

– Вы не можете быть гостьей Иосифа, не будучи моей, – тут же заявила о своих правах Нина.