Гой

Отец говорил, что никаких обязательств полукольцо на своего Хранителя не накладывает. Но что значит: не накладывает обязательств? Поэзия накладывает на своего носителя обязательства, особенно если он не публикуется? Кто вообще назначает человека носителем поэзии или физики, или любителем подъема тяжестей? Все, блин, к чему-то призваны. О’кэй, допустим, и впрямь полукольца неземного происхождения, так ведь вся материя, если уж на то пошло, неземного происхождения. И все же можно ли заклясть Апокалипсис, и, если да, то зачем это нужно?

Иосиф подумал о том, что он вовсе не однозначно против Апокалипсиса, а в отдельных случаях был бы и всем сердцем за него. А уж против Апокалипсиса для других отдельные порядочные люди очень даже часто ровным счетом ничего не имеют. В тридцатые годы, следя за политическими успехами Гитлера в Германии, многие русские люди вполне сочувственно относились к его делам. Да что там многие! Гитлеру сочувствовали во всех слоях советского общества, начиная от Сталина и до простонародья.

Во время московских процессов, на которых подсудимых обвиняли в шпионаже в пользу Германии, Сталин через самых доверенных посредников просил Гитлера ни в коем случае не воспринимать это как знак враждебности СССР к Германии и лично к фюреру. И Гитлер отвечал полным пониманием, причем даже и не думал делать это конфиденциально, прямо допуская утечки информации, доносившие до немецких обывателей слова фюрера о том, что Сталин на самом деле проводит зачистку руководства СССР от евреев.

С симпатией к Гитлеру относилась и коренная русская интеллигенция, приспособившаяся к власти коммунистов. Например, тонкий певец истинно русской природы прозаик Пришвин совершенно не боялся писать в своем дневнике прямо посреди сталинского большого террора, что в Гитлере мало радостей для евреев, а вот для русских пришествие гитлеризма – это именно то, что России нужно. И при этом взглядов своих особо не скрывал, вовсе не опасаясь того, что его обвинят в шпионаже в пользу Германии. Прочувствовал известный всей стране писатель, что профашистские взгляды – это уже и есть истинно советско-ордынский патриотизм.

Естественно, во всей России против Гитлера были одни евреи. Они же и не бросали оружия, когда Гитлер все-таки напал.

– Только русские и евреи оказались мне верны, – констатировал, когда понял, что натиск Гитлера не привел Советский Союз к капитуляции, Сталин. Но и тут он лукавил.

Кто его вызвал по Скайпу, Иосиф не понял. Подумав, он принял вызов и увидел лицо постаревшего, но вполне еще узнаваемого Рыжего.

– Осик, это ты? – спросил схиархимандрит Моисей. – А то тебя не узнать.

– Зато ты не изменился.

– Значит, это ты, – Петя облегченно вздохнул и продолжил так, будто они не виделись максимум неделю. – Слушай, мне твое стихо, которое ты полчаса назад на Стихире выставил, показали. Хочу без ссылки на тебя указать в своем трактате, что за разрушением Иерусалимского Храма фарисеи стояли.

– Это почему без ссылки на меня?

– А кто ты такой? Кто тебя знает?

– Ты тоже не знаешь?

– Так я тебя и предупредил. Ну и как тебе живется в Израиле?

– Просто замечательно.

– Я так и думал. Послушай, извини, что с опозданием, но выражаю тебе свои соболезнования в связи со смертью родителей. Они ведь иудаизм приняли? Ладно, проехали. Осик, что тебе отец говорил о полукольце?

– Ничего, а почему ты спрашиваешь?

– Мне твое стихотворение представляется каким-то эсхатологическим.

– Ну и что?

– А не избавиться ли нам от этих полуколец? Не утопить ли их, например, в болоте?

– А отвечать не придется?

– Разве тебе не говорили, что Хранитель за хранимое не отвечает?

– Все равно как-то стремно.

– Да? Ну я потому и позвонил, что и мне как-то стремно.

– Слушай, а ты почему в Израиле до сих пор не был?

– Да тоже как-то стремно пока. У вас там стреляют. Ну хорошо, будем на связи, если не возражаешь, – резко закончил разговор схиархимандрит Моисей.

23.

Однажды во время очередного путешествия по стране Иосиф и Юля заехали в огромный продовольственный магазин. В отделе живой рыбы Юля дотошно выбирала, склонившись над прилавком, продукт, заодно указывая продавцу, как именно ему надлежит разделать бывшего обитателя морских пучин. Иосиф, скучая, стоял рядом, и тут ухоженная старушенция, чья молодость пришлась еще на времена подмандатной Палестины, заговорщицки подмигнула Иосифу, кивнув на спину Юли, соответствующим жестом с одобрением показав, какой добротный секс предстоит.

Бабуся без всякого труда просчитала ситуацию. «М-да, – подумал Иосиф, – супружескую пару в нас почему-то не видят. Но почему? Разве мы не могли быть супругами?». Он несколько раз предлагал Юле переехать к нему, но она по необъяснимой для него причине отказывалась. Она уже давно не жила с мужем, снимая квартиру в Тель-Авиве. И к себе она Иосифа не приглашала, лишь однажды попросив его разобраться с забившейся кухонной раковиной. Было видно, что с деньгами у нее совсем туго, но все же она старалась угодить Иосифу неожиданными подарками, что не могло не царапать душу.