Гой

– Ты готов для этого в Южную Пальмиру смотаться? Не думаю, что папа когда-нибудь на Святой Земле нарисуется. По крайней мере, легально. А в принципе, могу помочь. Но мы ведь о моей статье. Так ты хотел спросить, почему я думаю, что раскрутку романа Пастернака организовала Глубинная ЧК? Так именно потому, что в этом романе проводилась идея делигитимации Израиля и полной ассимиляции евреев. Чтобы раскрутить роман в свободном мире, в Великой Орде его объявили антисоветским, отчего Пастернак чуть с ума не сошел. Он ведь скорее согласился бы руку потерять, чем позволил бы себе сочинять антисоветский роман. Таким образом, Глубинная ЧК убила сразу двух зайцев: под видом антисоветского на Западе стал распространяться абсолютно совковый, да еще и махрово антисионистский роман, под предлогом заботы о благополучии евреев, призывающий ликвидировать еврейское государство.

– А я слышал, что этот роман раскручивало ЦРУ, а никакая не Глубинная ЧК.

– Разве одно другому мешает? – удивился Осик. – Это вообще классика жанра.

– В общем, так, – подвел итог деловой части беседы Евгений. – Статью я главному покажу. Обещаю. Ты как, доедешь? Не подведешь? Тогда еще по одной.

Забегая вперед, скажем, что когда через пять лет в Тель-Авиве хоронили едва переступившего сорокалетний рубеж Евгения Ленского, почти каждый, кто пришел с ним проститься, отмечал, что хоть и не разделял его политических взглядов, но с «Женей всегда было хорошо поговорить».

14.

Наполняемость классов специальной школы закрытого типа для детей с альтернативным сознанием составляла от пяти до восьми душ. Специальное обучение шло своими путями, беда была в том, что присутствие хотя бы одного буйного в классе превращало все разговоры об обучении и воспитании в чистую фикцию. Весь учебный день сводился к тому, чтобы не дать ему (или ей) разнести в дребезги класс, искалечив по возможности всех, кто в нем находится. Чаще всего учителя прибегали к следующему методу спасения педагогического процесса: они на весь день отправляли буйного с помощником учителя, каковыми в основном служили арабы из ближайших к школе деревень, на прогулку, а уж сами, вынуждено обходясь без всякого помощника, все-таки старались дать полноценный урок. Чему учили? Всему, чему можно научить до восемнадцати лет человека, которого ни речи, ни счету по самым разным причинам в конкретных случаях обучить нельзя.

Дело в том, что, согласно Закону об образовании, ребенок, обладающий альтернативным сознанием, заканчивал школу в том же возрасте, в котором и выпускники обычных школ, после чего, если родители не оставляли его в семье, – деньги на содержание государство отстегивало по-божески – он отравлялся в закрытые специнтернаты для взрослых. Как в школе, с таким уже формально взрослым человеком там уже конечно не церемонились, и со временем у Осика сложилось вполне адекватное представление о том, как именно порой не церемонятся, несмотря на наличие видеокамер наблюдения.

Впрочем, и возможности для деликатного обхождения со своим подопечным у его опекуна не всегда были. Учительница рисования, репатриантка из Англии, которая бесстрашно заходила в класс Осика, но только в его присутствии, рассказывала ему о том, как в аналогичном учреждении в Лондоне от персонала сумел уйти и вырваться на свободу такой вот буйный. Этот буйный, не утруждая себя поисками новых методов, без устали терроризовал персонал и подопечных способами, апробированными им еще в детском саду. При малейшей возможности он внезапно рукой, ногой или головой наносил сокрушающий удар жертве. Да, конечно, ему на руки надевали боксерские перчатки, а на голову танкистский шлем, в чем он и ходил целыми днями, месяцами и годами, но все равно внезапно получить даже смягченный таким образом удар было делом малоприятным. И какие же методы есть против такого рода буйных у педагогики гуманизма и просвещения? Осик не ждал милостей от науки, искал и применял различные методы сам, однако не то что о полном, но даже частичном успехе воспитательного процесса пока не могло быть и речи.