Осик сидел за рулем припаркованного пикапа на вершине одного из холмов неподалеку от Иерусалима. Начинались вечерние сумерки, и трудно было поверить, что почти первозданный библейский пейзаж не декорация к сценам из разнозаветных времен. Вид, казавшийся на иконах в церквях Орды чистой условностью, предстал здесь абсолютной реальностью, в которой Осик почти в полном одиночестве исполнял обязанности сторожа. О том, как его откровенно подставляли начальствующие над ним сограждане, он пока даже не догадывался. Охранял он масштабную стройку. На этих самых холмах потомки древних евреев возводили новый иерусалимский квартал, что не могло не радовать Осика.
Формально эти древнеиудейские холмы, на которых некогда евреи тех времен раскручивали ту часть истории человечества, которая в дальнейшем получит название христианской, ныне мировой общественностью считались оккупированной Израилем территорией, что Осика чисто по-человечески возмущало, хотя никаких практических выводов он из этого не делал. А практические выводы между тем были совершенно конкретны: если бы палестинский боевик зарезал его, скажем, на рынке в Тель-Авиве, то мировая общественность, как бы она при этом ни досадовала, вынуждена была бы признать пострадавшего Осика жертвой теракта. Но в случае, если его зарежут здесь прямо на рабочем месте, то в анналах земной канцелярии Осик навсегда приобретет статус оккупанта, погибшего от руки бойца местного сопротивления. И если кому-то эти рассуждения кажутся пустопорожними, то этот кто-то ничего не знает о всемирной бюрократии. Не говоря о судьбе самого Осика, но и на судьбе его дальнего потомка лет через четыреста вполне может сказаться, какое решение в отношении него примет будущий международный чиновник в прямой зависимости от того, был ли Осик жертвой террориста или погиб, подвизаясь на оккупированных территориях в качестве оккупанта.
Но Осик сейчас меньше всего был озабочен судьбой своего дальнего потомства. На территориях продолжалась интифада, о которой он еще недавно читал в ордынских газетах, заведомо не дававших никакого представления о том, что это на самом деле такое. Своего нынешнего положения в истинном свете он и близко себе не представлял. Ну, охраняет он в качестве «сторожа с ружом», которое в его случае пистолет израильского производства «Карин», клон бельгийского браунинга, израильскую гражданскую стройку – и что?
То, что эта охрана даже не блеф, но чистая проформа, ежу было понятно. Помешать ограблению любого из многочисленных строительных складов Осик не мог бы и при желании, но у него и желания малейшего не было даже думать о них. Склады при этом грабили чуть не каждую ночь, но поскольку на стройке был сторож, то страховая кампания выплачивала строительной страховки. И раз ничего не менялось, значит, всех это устраивало: и грабителей, и страховую, строительную и охранные фирмы.
В общем, охраняемые им склады Осика совершенно не занимали.
А кто их грабил? Конечно же, сами строительные рабочие, арабы из ближайшей деревни, которая располагалась неподалеку у подножья холма. Кому еще тут нужен был дорогостоящий строительный инструмент? С арабами, работавшими на третьем уровне стройки, которую вот уже не один месяц охранял Осик, он был в приятельских отношениях. Они подходили к нему на перекурах на предмет пообщаться. Иврит их был столь же плох, как его, и по не менее уважительной причине: он недавний репатриант, а они не израильские арабы, но жители оккупированных территорий. Осика расспрашивали об Орде, а когда познакомились поближе, начали говорить и о политике, хотя прийти к консенсусу, чего некогда безрезультатно добивался в диалоге со своими оппонентами уверенно ведший Орду к развалу Горбачев, и тут было совершенно немыслимо.
– Что вы здесь делаете? – миролюбиво спрашивал Осика основательный мужик, бригадир арабских строителей, возводивших очередной еврейский квартал. – Жили бы себе в Тель-Авиве.
О том, что и в Тель-Авиве евреям жить не дадут в случае победы над сионистами, он, конечно, умалчивал.
– Я же не указываю, где тебе жить, – отвечал Осик.
– Вот ты только сюда приехал, а уже зарабатываешь больше меня, разве это справедливо? – спрашивал Осика плотник. О том, что жители территорий не платят налогов, а стоит все на территориях в разы меньше, чем в Израиле, он не говорил. Ну, и так далее. В основном Осика снисходительно подкалывали, но происходили порой и серьезные разговоры. Однажды, узнав, что Осик родом из Южной Пальмиры, бригадир заулыбался и вместо плохого иврита сказал на превосходном русском:
– Пальмира-мама.
Выяснилось, что он выпускник южно-пальмирского медицинского института.
– А ты знал, что евреев туда не принимали? – после того, как повспоминали город, спросил Осик. – Просто интересно. А то твои ребята нет-нет, да и спрашивают, почему мы оттуда уехали.
– А почему именно сюда приехали? – поинтересовался бригадир. – Они вас мучали, с них и спрашивайте, а то, выходит, что они вас мучали, а мы должны расплачиваться.