Гой

– Это вам ничего, кроме полного вранья и полуправды, про гитлеровскую Германию не рассказывали, а языков вы не знали, чтобы хоть какое-то более или менее верное представление о ней составить. А я знаю языки, например, польский. А в Польше при социализме издавалось полно материалов про настоящий гитлеризм. Оно и понятно. На самом деле получалось, что это у них разрешенная антиордынская пропаганда. Читал обычный поляк правду про нацистский Рейх и понимал, что это на самом деле про Советский Союз, с той разницей, что Советский Союз еще более лжив, чем Третий Рейх. А кроме того, поляки сопоставляли антисемитские практики гитлеристов и советских коммунистов, отмечая сравнительные достоинства и недостатки обеих. Конечно, в душе они по сей день благодарны гитлеристам за то, что те зачистили Польшу от евреев, а коммунистам – за то, что те живым евреям социального хода не давали. Но ненависти к Третьему Рейху и Орде у поляков от этого не убавляется. Вот, значит, откуда, я кое-что знаю про Третий Рейх. Понимаешь, Осик, антисемитизм, конечно, как теория кричаще глуп. Но чем он глупее, тем сволочнее. И Гитлер, и его главный пропагандист прекрасно понимали, что для того, чтобы подчинить себе народ, достаточно чувства и только чувства. Мысль – первый враг оскотинивания человека. Поэтому и в Третьем Рейхе, и в Великой Орде, и у нас на фабрике самостоятельно думать вообще запрещено настолько, насколько это вообще возможно. Оттого изящные и монументальные искусства Третьего Рейха и Орды так похожи, а несчастного Юру уволили. Искусство, учат нацистские и коммунистические эстетики, дожно быть чувственным и бездумным. А всякое наличие интеллекта в искусстве – это еврейская отрава.

А Юру, в прошлой жизни заслуженного рационализатора Великой Орды, а ныне по последней своей рабочей должности – уборщика Холонской фабрики по производству бурекасов, уволили прямо во время добросовестного исполнения им служебных обязанностей на одиннадцатом часу рабочего дня, не дав ему домыть унитаз. Настолько велик был гнев начальника производства бурекасов, когда он ознакомился с предложением Юры по улучшению технологической линии, убедившись, что производство и впрямь рискует стать и дешевле, и качественней. А домывать унитаз поставили как раз Хаима, который удовлетворенно бурчал себе под нос: «Ненавидят они интеллект».

– Настоящие евреи в Израиль не едут, – убежденно доказывал бывший журналист из молодежной газеты города Ростова-на-Дону Евгений Ленский во время позднее вечерних пятничных посиделок, когда уже Шабат давно вступал в свои права на Земле Израиля. – В Израиль понаехали только поцы, такие, как мы, которые ничего про Израиль не знали. На этом и стоит весь сионизм. А настоящие евреи либо остаются в Орде, либо пытаются смыться куда угодно, но только не в Израиль. А почему? А потому что настоящие евреи нутром чуют, что в Израиле им предоставят точно такие условия, какие Гитлер предоставил в Германии евреям, у которых жены были арийками. Израиль только тем и лучше, что гуманно предоставляет доктору математики из Орды возможность по четырнадцать часов драить унитазы, даже если у него нет жены арийки. Будем справедливы, лагерь смерти нашему условному математику при этом не угрожает, желтую звезду он носить не обязан, зато может купить машину, холодильник, телевизор и стиральную машину, как истинный израильтянин, и умолять начальство милостиво позволить ему драить унитазы уже по шестнадцать часов хотя бы три раза в неделю, чтобы расплатиться с долгами.

Надо сказать, что последняя попытка Евгения устроиться на журналистскую службу в русскоязычную газету успехом не увенчалась, как и две предыдущие. Казалось бы, на этот раз Евгению повезло. В газету, прослышав о нем, его лично пригласил внешне солидный хозяин, и Евгений не мог его подвести, да и имя в русскоязычной журналистике хотелось сделать как можно скорее. Остро критические статьи о том, как выходцев из высокообразованной Орды унижают невежественные марокканские евреи, которые Евгений публиковал под своей фамилией, и впрямь сделали его имя известным в русской общине. Но кроме этого, у Евгения хватало сил вести рубрики от выдуманной им журналистки Лорины Мендель, которой читательницы жаловались на тяжелую женскую русскоязычную эмигрантскую долю в этом Израиле. И все бы хорошо, да вот беда, ни через месяц, ни через два, ни через три хозяин не заплатил Евгению ни гроша, а на четвертый исчез сам. Понятно, что исчезла и газета. На пятый месяц от Евгения ушла жена, а на шестой – он уже стоял у конвейера на фабрике бурекасов.

С Евгением категорически не соглашался Осик.

– Маленькая страна, сразу приняла почти миллион человек, как она могла всех устроить? Но спасибо, что хотя бы дала возможность сбежать из Орды.

– У тебя рабская психология, – заявлял Евгений.