Гой

– За встречу? – на правах хозяина предложил первый тост Петя.

Пили водку, закусывали солениями и селедочкой, но уже готовился полноценный обед.

– Так мы теперь родственники? – спросил Петя.

Они как будто не пьянели, обоим все еще было не по себе.

Осик молчал. Наконец, водка и обильный обед сделали свое дело. Они немного расслабились, и тогда Петя произнес:

– Ну что, рад, что с евреями связался? Теперь не вижу для тебя другого выхода, кроме как принять крещение, перестать витать в облаках…

– И посвятить остаток дней борьбе с еврейским засильем, – подхватил Осик.

«А ты таки ехидный», – покачав головой, беззлобно подумал Рыжий, и Осик, конечно, услышал его мысль.

6.

Демократические реформы Горбачева с таким энтузиазмом были восприняты слугами народа, что сахар из магазинов исчез года через два после восшествия доброго царя на престол, а еще года через полтора исчезли и табачные изделия. Зато перестало быть скучным телевиденье. Еще вчера, будучи почти монастырским по стилю, оно внезапно начало демонстрировать на три четверти обнаженных девиц, танцующих откровенно эротические танцы, а в перерывах между этими зрелищами показывать уверенных в себе явно хорошо в бытовом и социальном плане устроенных людей, которые по нескольку часов подряд говорили друг другу о социализме и политике партии такие гадости, о которых еще вчера рядовому ордынцу и подумать было страшно. Когда такое положение вещей начало становиться привычным, по Южной Пальмире поползли слухи, что в ближайший понедельник в городе прямо во время рабочего дня произойдет еврейский погром.

– Ну и каково же это быть евреем? – спрашивал уже вообще не подпольный поэт, поскольку разница между официальной и подпольной поэзией пару месяцев тому назад была отменена, Павел Игоренко. – Сахара нет для всех, а погром только для евреев. И так из года в год, за веком век в христианском мире.

– Что касается евреев, то христианский мир вообще мало чем отличается от мусульманского, – заметил Осик. – И в том и в этом мирах евреи – или по закону, или по умолчанию – не являются равноправными гражданами. Так, будет погром и нет?

– А это как решит наша власть, кто же, как не она, распускает слухи? При этом поди знай, кого, кроме евреев, они назначат в евреи. Может быть, тебе и твоим родителям лучше переночевать у нас?

Галина согласно кивнула.

– Спасибо, Игорь, думаю, папа, если что, даст мне парабеллум, – отклонил предложение Осик. – Я вот не могу понять, как это Горбачева до сих пор не застрелили. Я бы на их месте подготовил еврея-смертника, тот бы убил Михаила Сергеевича, которого сходу объявили бы жертвой сионизма, и тут же под этим соусом вернули советские порядки. Почему они этого не делают? Или не хотят советские порядки возвращать? А чего они тогда хотят?

– Человек – это проект самого себя, – как-то издали начал отвечать на поставленный вопрос поэт Игоренко. – Вот в чем его трагедия. Есть, допустим, у него план, как преобразовать мир, а он вынужден преобразовывать его по планам Сталина, строя какую-нибудь Магнитку, которая в соответствии с его планами вообще не нужна. Представляешь эту муку, все свои силы под наблюдением надсмотрщика тратить на воплощение в жизнь не своих планов, а планов какого-то Сталина, которого ты, причем, возможно, справедливо, держишь за мудака, который тебе в подметки не годится? И вот вся твоя жизнь ушла на то, чтобы построить эту Магнитку, воплотив в жизнь план Сталина, а не свой. А не Магнитку, так пирамиды, а не пирамиды, так космический корабль с человеком на борту. Вот кто хочет строить ядерные подводные ракетоносцы? Ты? Я? Алла Пугачева? А я между тем беседовал вчера с одним прозаиком, вернувшимся из Англии, где он был по культурному обмену, и этот инженер человеческих душ поведал мне, какие испытал счастье и гордость, когда увидел в Северном море корыто, ощетиненное ракетами, под ордынским флагом. Нет, чтобы устыдиться того, что в Орде сахар по карточкам, а в Южной Пальмире ходят слухи про еврейский погром.

– Ну, может быть, слухи про еврейский погром так же хорошо стимулируют его национальную гордость, как корыто с пушками, – заметил Осик.

– Это да, – согласился Игоренко. – Но разве англичане не гордятся своими корытами с пушками? Да, я знаю, что ты мне ответишь. Ты скажешь, что одно дело – кольт у грабителя и душегуба, а другое дело – кольт у шерифа. Ты это обязательно скажешь, и я с тобой не спорю, потому что ты прав. Смотри, евреям опять разрешили уезжать, вот Горбачев дает. Но зачем он разрушает Орду? Мои стихи не дают мне ответа на этот вопрос. А твои? Ах да, у тебя только про Иисуса. Так, может быть, есть что-нибудь про Иисуса и Орду?

– У меня есть про Орду без Иисуса:

«Орда, от края и до края,

ты будешь вечно Золотая,

ты будешь больше, чем Орда,

такая или не такая,

но от Берлина до Шанхая,

куда ты денешься, куда?».