Гнев

Н аутро Элвер Буранов, как передовик печатного цеха, разродился пышной статьей о выставке. Статья начиналась так: «Вчера с женой мы посетили мероприятие. Событие, казалось бы, рядовое, но…»

Глеба подмывало съязвить. Так и просился комментарий: «Культурные обозреватели, которых мы заслужили». Сдержался.

Не в пример более лаконичная Лана ограничилась записью в «Твиттере»:

Почему мужчины думают, что симпатичная девушка обязательно тупа?

Глеб в очередной раз отметил, что дива и ей подобные лелеют свою гендерную инаковость, бессознательно — или сознательно, что хуже, — убеждая публику в том, какие они симпатичные. Любопытно, как должны себя чувствовать художницы, которые хотят, чтобы признание совпадало с заслугами в искусстве, а не с миловидностью, грамотной раскруткой и прочими придаточными уловками? Как таким девушкам доказать свою состоятельность, если их априорно считают фигурами второго ряда, если не второго сорта? Считают в том числе и по вине Ланы Ланкастер.

Алиса по-прежнему не баловала подписчиков обновлениями. Ни фото, ни мудрых дум о безвозвратно утраченных лучистых днях, ни даже репостов с розыгрышами смартфонов. Странно, почему она пропустила открытие выставки? Из-за Глеба? Или что-то не поделила с несравненной подружкой, предпочитающей трибуне кисть?

Они вообще вместе живут или разбежались?

«Кажется, я не совсем гуманитарий» или «Кажется, я не совсем либерал» — это позиция честная, позиция мыслящего человека, который привык сомневаться в собственном онтологическом статусе. Напротив, «Кажется, я не совсем гетеро» — это черт знает что. Как бульон из куриного кубика или репертуар свадебного гармониста. Или как топтаться перед витриной с молочкой, колеблясь между ряженкой и кефиром. Неужели сложно определиться, гетеро ты или нет? Что может быть яснее?

В раздражении Веретинский прокручивал стену Алисы вниз, вспоминая пережитые вместе мгновения. Вечно взвинченная и напряженная, она ни с того ни с сего принималась смеяться над старыми фотографиями или грустить о потерянной в пятом классе шапке с помпоном. Когда они смотрели кино, она толкалась, чтобы отвоевать лучшее место перед экраном ноутбука. На пике восторга, обычно после оргазма, она бросалась обещаниями, которые никогда не исполняла. Помнит ли она хотя бы об одном из них?

Уездный гвоздь ему в селезенку, если он не прекратит мониторить ненавистные страницы до Нового года.

Веретинский разнервничался и решил по-доброму отвести душу на студентах, а именно на десятке филологов, по неосторожности выбравших его спецкурс по русскому литературному авангарду. «По неосторожности» — потому что, овладевшие в старших классах скудным инструментарием для сдачи ЕГЭ, они терялись при виде текстов Чурилина или Введенского. Глеб с брезгливым любопытством наблюдал, как несчастные филологи лихорадочно высчитывают количество слогов в стихах, как сканируют их на предмет образов и тропов. Вопреки укоренившимся представлениям о филологах как о мечтателях, которые выстраивают вокруг себя хрустальные стены грез и не дружат с бухгалтерией, товарищи эти в большинстве своем показывали математический подход к языку, а также узкий рационализм. Они и правда механистично толковали мир как текст, а текст для них сводился к набору идей, эксплицитных и имплицитных, к сумме приемов. В итоге филологи быстрее прочих учились заполнять квитанции и составлять заявления, однако расплачивались за эту способность безотчетной тягой к плоским суждениям и глухотой к парадоксам.

Из года в год Глеб ставил задачу развить в студентах интерес к полутонам. Получалось с переменным успехом. Иногда отличники не шли дальше плоских сведений из школьного учебника, а невзрачные до того середняки, еще недавно путавшие Аввакума со Стародумом, радовали цепким и проницательным взором.

Все еще прокручивая в голове вчерашний диспут, Глеб объявил:

— Сегодня по плану у нас «Гилея», но доклады и разборы отменяются.

— Вы нас отпустите?

— Отпущу, после того как сдадите мне эссе на тему «Миссия современного художника». Расскажите, в чем, по-вашему, состоит назначение искусства сегодня. Объем — произвольный, грамотность — приветствуется, творческая смелость и увлеченность темой — обязательны.

Отступление от формата отозвалось среди третьего курса беспокойством.

— Нам нужно опираться на материал по авангарду? — уточнила староста Карина.

Она метила на красный диплом и писала у Веретинского курсовую по Гумилеву.

— По усмотрению. Предоставляю вам карт-бланш, — сказал Глеб, наслаждаясь тем, что далеко не каждый в аудитории понимал значение этой фразы.

— Как лучше начать?

— Зависит от структуры эссе.

— А примерно что надо отразить?

— Может быть, мне и план для вас на доске составить, как в шестом классе? — возмутился Глеб. — Я вам не партийный цензор, чтобы следить за степенью дозволенности. Излагайте все, что сочтете важным.

— Оценки будут?

— Если эссе не понравится, обойдемся без штрафа. Понравится — получаете автоматом допуск к зачету. За самый яркий текст ставлю автомат за весь спецкурс.