Глубокие раны

От пасечника мысли перекинулись на партизан. Он попытался представить себе этого Ворона, к которому его послал с поручением Пахарев. В его воображении возник образ рослого черного мужчины. Черная борода, черные глаза и брови, сам смотрит с этакой хитринкой…

Андрею уже не хотелось спать. Он пытался мысленно дополнить то, что произошло за последний месяц в жизни города и в его жизни. Конечно, не той, которая у каждого на виду… Нет. По всей вероятности, ему доверяют значительно больше, чем другим, но всего, что делается, не знает и он. Вот, например, когда он, Андрей, предложил вовлечь в организацию Сережку Иванкина, Геннадий Васильевич коротко ответил:

— Нет, не стоит.

И остался, кажется, недоволен тогда Андреем. А почему? Иванкин неплохой парень, свой, ходит последнее время, как неприкаянный. И сказать ему ничего нельзя — Пахарев категорически запретил. Приходится делать вид перед другом, что все идет по-прежнему.

С первых же встреч с Пахаревым Андрей почувствовал: за Пахаревым стоит сила, которой нельзя не подчиниться. Андрею тогда жаль было расставаться со своим планом создания подпольной организации из старшеклассников своей школы. Но Пахарев, выслушав откровенный рассказ Андрея, сумел переубедить его. И теперь Андрей видел, что Геннадий Васильевич оказался прав. Разве могли бы они, он и его школьные товарищи, даже мечтать о том размахе, с которым начинает дело подполье?

Андрей подложил руку под голову и закрыл глаза.

Под тихим, но непрерывным ветерком шум деревьев был похож на нескончаемую жалобу, на неуемную тоску по ушедшему лету. И еще — на шелест мелкого осеннего дождя.

Состояние блаженного покоя после многочасовой ходьбы затуманивало голову. Как глубинный голос земли, доносился лесной шум. Он увеличивался, словно Андрей медленно приближался к ущелью, по которому несся стремительный поток. И потом начало казаться, что это с ревом и грохотом распиливают какой-то твердый предмет. Точно. Гигантская пила, протянувшись от одного края горизонта до другого, с визгом распарывала землю напополам. Андрей оказался почему-то в ложбинке, как раз под пилой. Раскаленные добела зубцы рванули его тело. Он вскрикнул и, открыв глаза, привстал. Над ним было спокойное бледноватое небо и вершины дубов.

«Тьфу ты, дьявол!»

Успокаиваясь, он устроился поудобнее и опять подложил руки под голову. Приснится же… И не удивительно. Война и в самом деле распорола мир надвое.

Со времени ухода пасечника прошло немало времени, и Андрей, опять задремав, не видел, как на полянку вышел Фаддей Григорьевич и с ним другой человек, вооруженный немецким автоматом.

Сопровождающий был молод, лет двадцати двух, с редким русым пушком, пробивавшимся на подбородке и верхней губе. Подойдя к Андрею, он некоторое время рассматривал лицо юноши, затем перевел взгляд на его ноги и сказал:

— Спит.

— С непривычки, — отозвался пасечник. — Андрейка, эй! — Наклонившись над спящим, он тронул его за плечо. — Вставай, малый. Пора дальше шлепать.

Андрей открыл глаза и сел.

— Вернулись? — спросил он спросонья.

— Вернулся. Дальше вот с ним пойдешь. — Фаддей Григорьевич кивнул на кареглазого спутника. — Доставит тебя в аккурат на место. А мне до дому пора. А то пронюхает староста, кол ему в брюхо.

Андрей стал обуваться.

Фаддей Григорьевич в это время отвел кареглазого в сторону, пошептался о чем-то и, пожав ему руку, попрощался с Андреем.

— Коль обратно придется, заходи, стало быть, хлопец.

Андрей кивнул. Пасечник взглянул на солнце, что-то пробормотал и пошел. В последнюю минуту Андрей заметил, что мешка за спиной у него больше не было.

— Пошли и мы… — поднялся Андрей.

— Постой. Подставляй-ка башку сначала, глаза тебе завяжу.

— Чего? — не поняв, слегка отшатнулся от него Андрей. — Как глаза?

— А так. Порядок такой. Ну давай… некогда.

— Как же идти мне? — слегка охрипшим от волнения голосом спросил Андрей, глядя на серенький платок, вынутый кареглазым из кармана.

— Дойдешь, вести буду. Да ты не кочевряжься, поворачивайся спиной. Ну! — прикрикнул кареглазый.

Андрей пожал плечами и послушно повернулся.

— Завязывай. Только помни, мне необходимо увидеть Ворона. По очень важному делу. Честное слово.

Кареглазый, затягивая ему на затылке узел, засопел:

— Ладно, помолчи. Увидишь, коль надо будет. Давай, шагай… Держись за меня.

И лесная поляна опустела. Над тем местом, где недавно стояли люди, покружилась синица; пискнув, она уселась на сухую веточку можжевельника. Вершины деревьев раскачивались сильнее: ветер к ночи крепчал.

5

Андрею казалось, что бродили они по лесу добрых полдня. И было такое чувство, словно кареглазый водит его по кругу намеренно.

«Ну к чему эта комедия? — со злом думал Андрей. — Я же свой…»

Наконец, когда он, выбившись из сил, хотел было попросить партизана отдохнуть минутку, тот предупредил:

— Стой!

И затем Андрей услышал уханье филина.

«Условный знак подает, — подумал юноша. — Пришли!»

Но он ошибся. Партизан взял его за рукав и сказал:

— Осторожнее. Иди только за мной.

И они пошли какими-то зигзагами, круто сворачивая, как предполагал Андрей, по заминированному месту.