Глубокие раны

Виктор хотел подойти к нему; но в это время раздалась команда, и Ворон стал читать приказ. Отряду предстояло сделать бросок в пятьдесят километров, выйти лесами к станции Комарино, во вторую ночь овладеть станцией и уничтожить продовольствие, собранное для отправки в Германию. Одновременно взорвать железнодорожные пути, водокачку.

Когда отряд подразделениями тронулся в путь, Виктор попрощался с Павлом. Времени было мало, и они успели сказать друг другу всего несколько слов. С завистью глядел юноша вслед уходящим; лес напутствовал их негромким, но дружным шумом. Вспомнив слова Горнова об одновременном выступлении партизанских отрядов, Виктор вздохнул.

— С ними бы…

— У нас свои дела, — отозвался Горнов. — Пошли, подготовиться нужно.

Замер вдали шум шагов и конское ржание, но партизанский лагерь, с виду опустевший, продолжал жить напряженно и настороженно. Менялись часовые, приходили связные из деревень и других отрядов, метались в бреду раненые. В отдельном углу, отгороженном одеялом, лежала Тонька. Девушки, ухаживавшие за нею, боялись глядеть ей в глаза и, слыша ее шепот, выбегали из землянки, чтобы незаметно поплакать. Вот уже сутки, как Тонька замолчала. Глядела на людей широко раскрытыми неподвижными глазами, словно что-то вспоминала или думала, и неожиданно, когда Настя Величко подошла к ней и стала поправлять набитую сухим мхом подушку, Тонька узнала ее и расплакалась.

Партизанский лагерь жил. В специальной землянке, вырытой поодаль от других, вытапливался из снарядов тол. Из него тут же изготовляли небольшие мины.

Готовилась к переходу через фронт группа связных.

За три дня был тщательно разработан маршрут, было все, вплоть до мелочей, продумано и взвешено. И на следующей неделе, во вторник, незадолго до захода солнца, Виктор и Горнов вышли из леса недалеко от Веселых Ключей. Здесь их дороги расходились. Они остановились на опушке, и Горнов по русскому обычаю предложил:

— Присядем.

Прощание было грустным, хотя оба всеми силами старались этого не показывать. За короткое время, проведенное вместе, они сблизились. Виктор упорно глядел себе под ноги, на красного муравья, тащившего сухую былинку, и думал о сидевшем рядом человеке.

— Петр Андреевич, — сказал Виктор, не поднимая головы. — У меня к вам просьба.

— Давай, брат…

— Не будете смеяться? — Виктор с подозрением взглянул на Горнова и, встретив его взгляд, сам засмеялся. — Это я так… Петр Андреевич, встретите Надю, привет ей… Скажите: пусть меня ждет.

Скрывая волнение, Горнов пошутил:

— Ладно, ладно, передам. Но ты ведь совсем еще мальчишка.

— Ну и что ж… Мальчишки взрослеют.

— Да, ты прав, они быстро взрослеют.

Помолчали. Потом Виктор спросил о Кинкеле. Горнов ответил, что после проверки Арнольда Кинкеля возможно удастся устроить на работу в городе, в немецкой комендатуре.

Когда солнце исчезло за горизонтом и догоравший день затеплился вечерней зарей, они встали. Крепко, по-мужски, обнялись, поцеловались трижды — по-русски. Разошлись без дальнейших слов, и Горнов, шагая к городу, всю ночь был настроен как-то особенно светло и торжественно.

Ночь была пропитана запахами лета, в небе мерцали огнями неведомые далекие миры. Призывно, страстно перекликались перепела на полях.

На полпути к городу Горнов увидел зарево. Оно медленно, неуклонно охватывало небо. В городе что-то горело…

«Молодцы, ребята, — подумал Горнов. — Действуют».

Чем ближе подходил он к городу, тем ярче становилось зарево. Оно огненной тучей надвигалось на Горнова; все вокруг приобрело тревожный, зловещий оттенок.

И Горнов подумал о том, что год войны остался позади. Подумал о том, что второй год небывалой битвы надвигается на страну заревом новых, быть может, еще более кровопролитных сражений.

Захваченный мыслями о грандиозности происходящего, он остановился. Безграничное полыхало зарево. И ничтожно малым и бессильным казался человек в сравнении с этим океаном огня и света, но Горнов подумал о том, что все это — дело рук человеческих. И ему вспомнились десятки знакомых людей, вот так же, как и он, находившихся в эту ночь в пути.

Дороги…

Они заставляют расставаться сына с матерью, мужа с женой, товарища с товарищем… Дороги… Они таят в себе возможности новых встреч.

Километрах в трех от города Горнов оставил шлях и свернул в сторону. Кружным путем прошел до Южного предместья и словно растворился в предрассветном сумраке переулков, улиц и площадей.

В охваченную пламенем войны огромную страну входил новый день; он нес миру и людям свой свет, свое тепло, нес то, чего никогда не было раньше и что никогда не повторится потом. Ярко из края в край полыхало гигантское зарево, и в ядовито-черной высоте не было видно ни одной звездочки. Горевшая земля затмила свет далеких звезд.

Зарево все разгоралось и разгоралось.

г. Хабаровск.