Глубокие раны

Подрагивал вагон на стыках рельсов; люди вповалку лежали на полу, на нижних и верхних нарах, но мало кто спал.

Эшелон гигантской, изгибавшейся на закруглениях змеей мчался на запад, словно стремился не отстать от плывущей в том же направлении ночи.

Вместо того чтобы сразу увезти людей в Германию, их уже больше трех недель гоняли по разным дорогам, заставляя расчищать и ремонтировать пути, растаскивать захламления на станциях.

Но дня два тому назад эшелон взял направление на запад. Правда, сутки пришлось простоять на небольшой станции, пропуская встречные составы, следовавшие почти непрерывно один за другим.

Хозяйственный фельдфебель Пельцер, пользуясь свободным временем, приказал обеспечить все вагоны углем. Из третьего вагона уголь, под присмотром конвойных, таскали Зеленцов с Малышевым.

Накидывая уголь в ящик, сделанный наподобие носилок, Зеленцов не стал колебаться, когда лопата неожиданно стукнула о небольшой обрубок углового железа. С первого взгляда понявший в чем дело, Малышев на одну минуту заслонил Мишу от конвойных; железяка оказалась в ящике и была благополучно перенесена в вагон. Еще раньше они вместе с Арнольдом осмотрели и ощупали решетки на окнах и даже поделились мнением, что решетки заделаны крепко, но если бы подходящий ломик…

В третьем вагоне в большинстве находилась молодежь лет шестнадцати — семнадцати и лишь несколько человек взрослых.

Бежать соглашались все.

Когда, по мнению Малышева, время приблизилось к полуночи, он приподнял голову и спросил:

— Ну, как, ребята? Пробуем?

Шепот горяч и отчетлив; Миша хорошо расслышал его в перестуке колес и в шумливом подрагивании вагона.

— Давай. Была не была… пока не поздно, пока своя земля кругом… давай…

Быстро разобрали мешавшие верхние нары и стали выламывать решетку. Все в вагоне всполошились, и Павел, действовавший обрубком рейки, то и дело огрызался на подававших со всех сторон советы. Наконец, содрав кожу на большом пальце, он выругался и отошел в сторону. Его место занял Кинкель. Слесарь действовал на ощупь, но умело. После недолгих усилий ему удалось расшатать болт, которым был прихвачен один из углов решетки.

— Потише стучи, — предупредил Павел, завязывая палец вырванным из шинели карманом. — Услышат — сразу капут наведут.

За Арнольда отозвался Зеленцов:

— Ни черта не услышат. Первый пост у них через три вагона.

Арнольд просунул рейку под угол немного отошедшей от стены решетки:

— А ну, товарищи, кто посильнее, берись.

Руки облепили конец рейки, и Зеленцов скомандовал:

— Раз, два… разом!

— Еще… разом!

Кому можно было, ухватились за прутья решетки, и после четвертого рывка расшатанный угловой болт с треском прорвал доску.

Дальше дело двинулось быстрее.

Когда решетка была отогнута к крыше вагона, Миша, поковырявшись, осторожно вынул стекло. Ему в лицо ударила морозная струя. Он высунул голову из люка и попытался что-либо рассмотреть, но напрасно. Смотреть вперед мешал бивший в глаза поток воздуха, засоренный угольной пылью. Внизу стремительно мчалась, сливаясь в глазах в непрерывную темно-серую полосу, земля. Прыгать на такой скорости из-под самой крыши вагона было почти равносильно самоубийству. Заглушая в себе эту некстати пришедшую мысль, Зеленцов мотнул головой: другого выхода не было. Этот единственный шанс на свободу упускать нельзя.

— Я — первый… А потом ты, Пашка, и ты, Арнольд… Прощевайте, ребята.

С десяток рук помогли ему, и он полез в люк ногами вперед и повис, напрягшись, на руках. Встречный поток воздуха рванул его от вагона. «Налетишь на что-нибудь…» С этой мыслью он оттолкнулся ногами, руками и страшным усилием всего тела от вагона.

Его рвануло вперед. Переворачиваясь в воздухе, он в следующее мгновение ударился правым плечом и грудью о что-то твердое. Не услышал, а почувствовал, как хрустнула грудная клетка: густой волной ударила в голову и в глаза нестерпимая боль, сразу перехватившая дыхание. Слабый вскрик затерялся в шуме проносящегося мимо эшелона. Уже без сознания он несколько раз перевернулся и остался лежать, зарывшись головой и руками в снег.

Малышев, прыгнувший более удачно, отделался ушибом ноги и непомерно вздувшимся, поцарапанным носом. Придя в себя, он еле отыскал Мишу в темноте и, сразу забыв об ушибленной ноге, перевернул его на спину. Напрасно окликнув несколько раз, приложился, холодея от страха, к губам Зеленцова ухом. Дыхания не чувствовалось. Сдерживая внезапную дрожь в руках, Павел расстегнул на Зеленцове шинель и почувствовал руками мокрое.

В это время, прихрамывая, подошел Кинкель.

И сейчас же, в той стороне, куда ушел эшелон, послышались слабые щелчки выстрелов. Беглецы прислушались, помедлили несколько секунд, затем подхватили бесчувственного Зеленцова под мышки и потащили в сторону от железнодорожной насыпи.

Фашистский патруль, обходивший утром этот участок дороги, еще издали заметил, что у насыпи стоит, полусогнувшись, человек. Наслышанные о партизанах солдаты, не сговариваясь, открыли по нему стрельбу. Человек не думал шевелиться.