Гитлер. Неотвратимость судьбы

Разозленный Гитлер даже не явился на прием, который Молотов давал в советском посольстве. Едва начался банкет, как послышался сигнал воздушной тревоги, и гости поспешили в бомбоубежище. Там-то Риббентроп и показал Молотову проект соглашения, которое делало СССР участником Трехстороннего соглашения. А вместе с ним и два секретных протокола, которые очень четко разграничивали сферы интересов каждой из четырех держав, подобно тому, как это было сделано с германо-советским договором о ненападении. Из этих протоколов Молотов узнал о предполагаемом пересмотре границ в Европе после заключения мира, о наличии германских интересов в Центральной Африке, итальянских — в Северной и Восточной Африке, японских — в Юго-Восточной Азии. Интересы же Советского Союза предполагалось определить к югу от его границ в направлении Индийского океана. Что же касается европейских границ, то они будут установлены только после победы над Англией.

— Но и это еще не все, — с таинственным видом улыбнулся Риббентроп, когда Молотов закончил чтение. — Если ваша страна присоединится к Тройственному пакту, то можно считать решенным пакт о ненападении с Японией, которая пойдет на включение Внешней Монголии и Синьцзяня в сферу советских интересов…

— Хорошо бы, конечно, — ответил Молотов, но вместо Внешней Монголии… завел старую песню о Румынии, Венгрии, Турции, Болгарии и других европейских сферах интересов Советского Союза.

Разочарованный Риббентроп снова заговорил о Британской империи и заверил, что с нею уже покончено.

— Если это так, — усмехнулся Молотов, — то почему мы в убежище и чьи тогда бомбы рвутся над нашими головами?

Не дождавшись ответа, Молотов поставил последнюю точку в разговоре.

— Конечно, — произнес он, — все это очень интересно, но мне бы хотелось еще раз напомнить вам, что все эти великие проблемы завтрашнего дня даже при всем желании невозможно отделить от тех вопросов, которые стоят перед нами сейчас…

Риббентроп поморщился. Как видно, и он переоценил этих чертовых русских. Вместо согласия на участие в Трехстороннем пакте со всеми вытекающими отсюда последствиями Молотов опять вернулся к Финляндии. В конце концов он махнул рукой и сказал Молотову, поскольку ничего другого ему не оставалось, что Финляндия остается в сфере советских интересов, а вступление Советского Союза в «ось» они обсудят в рабочем порядке. Советский министр напоминал ему увязший в грязи грузовик, который буксовал, но так и не мог повернуть в сторону.

Так ни о чем и не договорившись, Молотов неизвестно зачем встретился с Г. Герингом и Р. Гессом и отправился домой…

Немцы были правы: Молотов действительно был опутан, словно цепями, сталинскими инструкциями и при всем желании ничего не мог сказать по поводу предложений, которые обрушили на него немцы.

Не совсем понятно, что думал по этому поводу сам Сталин. Непонятно, какой смысл был во всей этой поездке в Берлин, если красный вождь так и не ответил на самый главный для Гитлера вопрос, присоединится ли он к «оси». И если бы Молотов сразу же по прибытии в Берлин произнес твердое «да», никакой войны в июне 1941-го не было бы и в помине. Сталин автоматически превращался в союзника Гитлера и врага Англии и Франции. Чем закончилась бы вся эта эпопея, сейчас (да и тогда) знать никто не мог. Но отсрочку Сталин получил бы. Вместе с тем ему было ясно, что Германия не видела для Советского Союза места в Европе и уж тем более на Балканах, где все связанное с ними являлось внутренним делом «оси». Об этом красноречиво говорило нежелание фюрера считаться с безопасностью Советского Союза и его отказ прекратить фактическую оккупацию Финляндии и Румынии.

Что же касается самой «оси», то Сталин, по всей видимости, и не собирался к ней присоединяться, иначе бы не потребовал за «вход» в нее тех уступок, на которые Гитлер никогда бы не пошел. «Попросил» же он вывода немецких войск из Румынии и Финляндии, заключения русско-болгарского договора с последующим предоставлением Турцией Советскому Союзу базы на Босфоре и контроля за прохождением судов в Черное море и обратно.

Зоной советских интересов должна была стать огромная территорию в направлении Персидского залива, и одновременно Япония должна была отказаться от своих прав на нефтяные и угольные месторождения на Сахалине. Все это представлялось, конечно, весьма заманчивым, непонятно было только одно: на что надеялся Сталин. Турция, Ирак, Болгария и Румыния уже были тесно связаны с Берлином, и обижать их у фюрера не было ни малейшего желания. Да и по Японии, которую Сталин предлагал с его помощью лишить столь важного для нее сырья, ему бить тоже не хотелось. И, говоря откровенно, Сталин явно переоценил свои силы: Гитлер не только отказался пойти на все эти уступки, но еще больше озлобился. А может, переиграл, до самой последней минуты считая себя столь необходимым для Гитлера партнером?