«В течение года, — читал Бергер, — начнется большая война. Германия одержит ряд блестящих побед, и знамена рейха будут развеваться над большинством европейских столиц. Франция будет завоевана в считанные дни. Британцы потерпят ряд тяжелых поражений, но не капитулируют. Но особенно 1939 год будет благоприятен для решения «польского вопроса», так как ни Франция, ни Британия не встанут на сторону поляков. Если только чисто формально. Основным врагом рейха станут русские. Но это случится только через два года, а пока надо вступить с ними в союз и вместе поделить Польшу. Между русскими и поляками существуют давние противоречия, и Сталин охотно пойдет на союз с Германией. При разделе Польши Германии следует взять себе западную часть страны, а русским отдать восточную. А вот на русских наступление надо организовать весной 1941 года, и тогда летняя военная кампания окажется победоносной для рейха».
— Я, — добавил к сказанному ученый, — видел огромные толпы русских пленных и немецкие танки на подступах к Москве. А вот заглянуть дальше мне не удалось…
Генерал насмешливо взглянул на профессора. Старик явно лукавил. Но… чужая душа — потемки.
Гиммлер распорядился наградить Панэгена и поспешил ознакомить с его предсказаниями Гитлера. Тот сразу же поинтересовался, что думают по этому поводу военные. Генералы ответили, что перемещение границ СССР дальше на запад существенно ослабит мощные укрепления на старой границе, и если раздел Польши произойдет не позднее осени 1939 года, то к весне 1941 русские еще не успеют укрепиться на новых рубежах, их коммуникации окажутся растянутыми, и они станут легкой добычей для бомбардировщиков «Люфтваффе».
Если подобные легенды принимать всерьез, то несказанно обрадованный Гитлер сразу же поверил в предсказания Панэгена и поблагодарил «верного Генриха». Военные получили приказ готовиться к нападению на Польшу. Риббентроп должен был вбить клин между Россией, Францией и Англией. Но главным для Гитлера по-прежнему оставалось перевооружение армии, и 14 октября 1938 года он поставил новые задачи: удвоить количество самолетов, увеличить производство и поставки армии тяжелых орудий и танков, выпуск запчастей, усовершенствовать коммуникации, усилить эксплуатацию природных и промышленных ресурсов Судетской области, ввести трехсменный рабочий день на оборонных заводах и фабриках, закрыть все ненужные и нерентабельные предприятия.
Что же касается Советского Союза, то, надо полагать, Гитлер пошел бы на сближение с ним и без предсказаний астролога. Но прежде чем продолжать рассказ, надо напомнить предысторию всех этих событий. Когда в 1933 году в Германии к власти пришел Гитлер, Сталин не очень огорчился, потому что не воспринимал будущего фюрера всерьез и надолго. Правительства в Германии менялись одно за другим, и он видел в Гитлере очередного временщика. И очень надеялся на то, что уже очень скоро его сменят быстро идущие в гору коммунисты.
Так думал не один Сталин. В Англии, Франции, да и в самой Германии придерживались точно такого же мнения. «Россия, — докладывал в Белый дом американский посол в Берлине Додд, — со своей стороны, согласна подождать до быстрого падения Гитлера и видит в германском коммунистическом движении преемника его власти».
Впервые красный диктатор всерьез взглянул на фюрера после июньской «ночи длинных ножей» в 1934 году, когда тот расправился с начинавшими ему мешать штурмовиками. «Какой молодец этот Гитлер! — не скрывал искреннего восхищения Сталин. — Он нам показал, как следует обращаться с политическими противниками!»
Все основания для восхищения фюрером у Сталина были. Не так давно ему не позволили отправить на эшафот выступившего против него Рютина. Долго говорили, потом голосовали… но так ни до чего и не договорились. А Гитлер… никого не спрашивая, взял да и перебил своих бывших соратников во главе с Ремом безо всяких голосований. И никто не осудил его. Наоборот, стали еще больше уважать.
Как знать, не подумал ли уже тогда Сталин о том, что Гитлер не чета всем этим гнилым демократиям и дело с ним иметь можно. С таким партнером они могли бы как следует прижать все эти Англии и Франции. Предпосылки для этого были.
«Германский Генштаб, — писал Ворошилову после своей командировки в Германию начальник Военной академии им. Фрунзе Эйдман, — по нашим наблюдениям, видит единственную реальную силу, могущую дать прирост его военной мощи, — это дружеские отношения с Советской Республикой. Сближало германский Генштаб с Россией и наличие общего противника — Польши, опасного для Германии вследствие географических условий. Средние офицерские круги Генштаба, состоящие в министерстве рейхсвера на службе штаба, не скрывают своего враждебного отношения к Франции и Польше и искренней симпатии к Красной Армии».