Так что судьба Фрича была предрешена. Однако то, что с ним случилось, поразило многих. Сегодня уже никто не скажет, кто именно передал в руки Гитлера документы, обвинявшие Фрича в нарушении параграфа 175 Уголовного кодекса, а если говорить проще, то в гомосексуализме. Вернее всего, инициатором всей интриги снова был Геринг. Ошарашенный прочитанным Гитлер передал бумаги министру юстиции Гюртнеру и приказал ему уже на следующее утро дать свое заключение.
Утром Гюртнер явился к фюреру и заявил, что из представленных ему документов стало ясно: генерал-полковник Фрич выдвинутое против него обвинение не опроверг, и попавшие в его руки бумаги могут служить основанием для возбуждения уголовного дела.
Гитлер повел себя несколько странно. Он довольно настойчиво посоветовал министру юстиции ничего против Фрича не предпринимать, поскольку выступавшие свидетелями в этом щекотливом деле люди могли оговорить генерала. А вот поставить Фрича в непредвиденную ситуацию и посмотреть, как он себя поведет, надо. Гитлер приказал устроить Фричу очную ставку с теми двумя «гомиками», чьи имена упоминались в документах. При этом он строго-настрого приказал своему адъютанту от вермахта полковнику Хоссбаху ничего не говорить генералу о готовившемся над ним эксперименте. Однако тот не сдержался и сам доложил фюреру о своем проступке.
— Вы не имели права делать этого, — недовольно сказал Гитлер. — У вас был мой приказ ничего Фричу не говорить!
— Мой фюрер, — ответил полковник, — случай с Бломбергом настолько потряс меня, что я до сих пор не могут прийти в себя. К тому же вы знаете, как глубоко я чту Фрича. Я не поверил в это обвинение. Но, если оно верно, я должен был по крайней мере иметь возможность уладить этот инцидент так, чтобы это не затронуло честь армии…
После недолгого молчания Гитлер понимающе кивнул. Что ж, все правильно: в случае его виновности Фричу в самом деле было бы лучше застрелиться. Против ожидания Гитлер и не подумал наказывать полковника.
«Оба «гомика», — писал в своих мемуарах адъютант Гитлера Видеман, — были доставлены в Имперскую канцелярию в таком виде, что их сначала пришлось побрить и хоть как-то научить вести себя. Фрич явился в штатском. Произошло нечто совершенно неожиданное. Надо признать, Фрич был поставлен в такие условия, которые требовали от него иных способностей, нежели те, для которых воспитан немецкий офицер. С его стороны было более чем неловким шагом заявить: «Мой фюрер, речь может идти при этом только о двух гитлерюгенд». (Фрич говорил о двух молодых парнях из рабочих семей, которые столовались в его холостяцком доме и которым он хотел дать в качестве неофициального опекуна первоначальную военную подготовку.) Гитлер тогда же, еще не остынув от происшедшего, сказал мне: «Представьте себе, Видеман, оказывается, парней этих, с которыми он все это проделывал, было даже не двое, а четверо! Теперь это дело в тайне не сохранить! Я хотел только получить признание из его собственных уст, тогда я послал бы его в какой-нибудь военный округ или, может быть, военным советником в Китай, а может, и еще куда-нибудь подальше, и таким образом все это дело как-то замялось бы».
Все остальное произошло очень быстро. Гитлер спросил одного из уголовников, является ли стоящий перед ним генерал-полковник тем самым мужчиной, с которым он занимался гомосексуализмом. Первый уголовник ответил «да», второй — «нет».
Фрич сказал: «Я отказываюсь давать здесь показания. Это — преступники, и я требую суда чести!»
В этом Гитлер отказать генералу не мог. Дальнейшее известно. Хотя гестапо всячески старалось сфабриковать улики против Фрича, результат был отрицательный. (В ходе дальнейшего расследования обвинения выяснилось, что злоумышленником был вовсе не генерал, а некий отставной майор, и фамилия его была не Фрич, а Фриш — разница в одной букве.)
Суд чести оправдал Фрича, но восстановить его на прежнем посту Гитлер не пожелал.
Несколько позже начала войны против Польши Фрич был назначен командиром артиллерийского полка и погиб на фронте».
Как считал сам Видеман, Гитлер не имел никакого отношения к делам Бломберга и Фрича. Однако существует и другая версия случившегося с ними. Именно Бломберг и Фрич чаще всего выступали против намерения Гитлера воевать с Западом, и перед началом одной из встреч с генералами Гитлер сообщил Герингу, что «намерен разжечь костер» между этими двумя генералами из-за своего крайнего недовольства темпами перевооружения. Все произошло так, как и рассчитывал фюрер. И стоило ему только заговорить о грядущей войне, как оба генерала в очередной раз в довольно резкой форме принялись доказывать, что рассчитывать на невмешательство Англии и Франции крайне наивно и что в конце концов Германия окажется перед перспективой глобального конфликта, к которому она не готова.