Гитлер. Неотвратимость судьбы

Как это ни странно, но такие видные нацисты, как Кейтель, Геринг и Гиммлер, в ближний круг фюрера не входили. Если они приезжали в Берхтесгаден, то только по официальным делам. Особенно это касалось Гиммлера, который был самым редким гостем в «Берхофе». Всесильного рейхсфюрера СС Ева не то чтобы боялась, но относилась к нему крайне настороженно и не раз признавалась, что у нее при виде «верного Генриха» мурашки бегут по коже.

Что же касается Гесса, Розенберга, Тодта, Риббентропа, фон Нейрата, фон Папена, гауляйтеров и других высших партийных чинов, то им вход в Берхтесгаден был вообще заказан. Фюрер предпочитал мужскому обществу женское. «Как приятно немного расслабиться, — говорил он, — и как невыносимо слушать целый день громкие мужские голоса. Мне они ужасно действуют на нервы».

Гитлер был трижды прав — как он мог расслабиться в компании, где Геринг не мог терпеть Геббельса, а министр пропаганды ненавидел Риббентропа так, как только враг может ненавидеть врага. О Гиммлере же и говорить было нечего — вряд ли кто рискнул бы пооткровенничать или хотя бы на минуту расслабиться с человеком, которого все смертельно боялись. Мало кто сомневался и в том, что у него спрятано в каком-нибудь особо охраняемом сейфе досье на Еву. Так оно и было на самом деле, его сотрудник в «Бергхофе» каждый день докладывал ему обо всем увиденном и услышанном на вилле Гитлера.

Мы уже много раз говорили о том обостренном расовом чувстве, какое испытывал Гитлер к другим народам. Но даже он приказал проверить арийское происхождение Евы не Гиммлеру, а Борману (хотя и мысли не допускал, что в жилах его возлюбленной может быть примесь еврейской крови).

Конечно, Гиммлер узнал об этом задании и в отместку предоставил документы, которые бросали тень на старшую сестру Евы. Вот что писала об этом сама Ильзе Браун: «В 1935 году я решила принять участие в Европейском конкурсе бальных танцев и в связи с этим отправилась в Италию и Югославию. Какое-то время я находилась в Рапалло, а в Ла-Специи познакомилась с офицером военно-морского флота.

Мне всегда нравились именно итальянские офицеры. У нас завязался легкий флирт, я довольно быстро забыла о нем, но по возвращении в Мюнхен вдруг обнаружила за собой слежку. Письма начали приходить с большим опозданием, потом я узнала, что с них снимали копии.

Я пожаловалась Еве, но она только сказала: «Да ты совсем спятила, старуха». Затем меня вызвал к себе Брюкнер и подверг длительному допросу. Удовлетворенный моими ответами на довольно каверзные вопросы, он в результате раскрыл мне следующую тайну: оказывается, Гиммлер обвинил меня в шпионаже в пользу итальянцев. Когда Гиммлеру объяснили, в чем тут дело, он извинился передо мной, заметив: «Сообщи вы мне об истинном положении вещей, фрейлейн Браун, ничего подобного бы не произошло. Здесь чистейшей воды недоразумение».

Как правило, подобные щекотливые ситуации, в которые попадали сама Ева и ее родственники, улаживал Борман, к тому времени уже начинавший выходить на первые роли в окружении фюрера. Полностью доверявший ему фюрер потребовал сделать все, чтобы в официальных документах не было даже намека на особый статус фрейлейн Евы. А в ее удостоверении, которое давало ей право появляться в Имперской канцелярии и «Берхофе», было написано «секретарша».

Ева называла Гитлера «шефом» или «господином Гитлером», но со временем он настоял на том, чтобы она обращалась к нему «мой фюрер». Дело дошло до смешного. Постоянная боязнь выдать себя заставляла Еву называть своего возлюбленного так даже тогда, когда они были наедине. Хотя их связь давно уже была секретом полишинеля. Камердинер Гитлера Гейнц Линге часто видел своего хозяина в постели с Евой. А вот что писал адъютант Гитлера Фриц Видеман: «Как-то утром я был вынужден постучать в дверь спальни Гитлера, так как поступила крайне важная телеграмма. Каково же было мое удивление, когда я увидел туфли Евы Браун, а рядом сапоги Гитлера, выставленные, словно у порога гостиничного номера. Целыми днями разыгрывать комедию, а потом так небрежно выставить свою обувь… Я невольно вспомнил басню Лафонтена и, с трудом сдерживая смех, спустился по лестнице».