Надо ли говорить, что Ева уговорила фюрера взять ее с собой в Италию. После долгих размышлений Гитлер согласился на ее поездку, определив ей в компанию владелицу «Рейнского отеля» в Годесберге госпожу Дрезен, чья семья оказывала Гитлеру помощь в самом начале его политической карьеры. Вместе с ней окружение Евы составили сын госпожи Дрезен Фриц, врачи Морелль и Брандт. Перед отъездом в Рим фюрер предупредил Еву, что они будут видеться только на официальных приемах.
Ева согласилась — ничего другого ей не оставалось. Пока шли последние приготовления к параду итальянского флота в Неаполитанском заливе, Еву посетил высокопоставленный сотрудник итальянской службы безопасности. Как позже рассказывала фрау Дрезен, явившийся к Еве рыцарь плаща и кинжала попросил ее не ездить на парад в Неаполь. Как он объяснил, какие-то таинственные враги Германии и Италии намеревались совершить на кого-то из свиты фюрера покушение, и она являла собой идеальную мишень.
Угроза не произвела на Еву ни малейшего впечатления. «Даже если это и так, — пожала она плечами, — я все равно поеду в Неаполь!»
Офицер извинился и попросил ничего не говорить о его визите Гитлеру, дабы не тревожить «великого фюрера немецкого народа». Когда на следующий день Ева вместе со своими спутниками взошла на палубу торпедного катера, Гитлер, король Италии и Муссолини уже находились на палубе флагманского корабля. Народу было много, Еву затолкали, и на какое-то время она оказалась одна. Внезапно раздался громкий крик фрау Дрезен, которую сильно прижали к борту. Брандт бросился на помощь и перевязал перепуганной женщине плечо, из которого сочилась кровь. Вернувшись в гостиницу, врач доложил Гитлеру о случившемся, и тот послал к спутнице Евы своего личного врача.
Было ли это попыткой покушения? Сестра Евы Гретль считает, что нет, хотя была далеко от фрау Дрезен. Может быть, она просто испугалась. Но не исключено, что ее перепутали с Евой Браун, а когда убедились в ошибке, оставили в покое. Но это несерьезно: если на Еву действительно готовили покушение, то, надо полагать, этим занимались серьезные люди, которые вряд ли бы спутали ее с какой-то там фрау Дрезен.
Сам Ева быстро забыла об этом инциденте и, ни словом не упомянув о нем в своем альбоме, закончила описание поездки в Италию такими словами: «Итальянцы от нас без ума, они непрерывно ухаживали за мной и называли только «очаровательной блондинкой».
Вскоре Ева еще раз позволила себе вмешаться в политику. Случилось это во время Судетского кризиса, который заставил весь мир затаить дыхание и с напряжением ожидать, что еще выкинет германский фюрер. Для переговоров с ним в Нюрнберг срочно прибыли личные представители британского премьера Чемберлена, премьер-министра Франции Даладье и президента США Рузвельта. Однако Гитлер и не подумал встречаться с ними и целыми днями наблюдал за маршем своих военных формирований на огромной площади, которую называл «Партийным стадионом».
Послы изнывали от безделья и торопили Риббентропа. Однако тот не осмеливался обратиться к Гитлеру, не любившему беседовать с дипломатами. Тогда-то в дело вмешалась Ева Браун. «Пожалуйста, шеф, — обратилась она к Гитлеру, — не заставляйте этих людей ждать, ведь они прибыли издалека, чтобы увидеть вас. Ведь каков поп, таков и приход…» — закончила она свою просьбу одной из тех поговорок, которыми любила щеголять. Ей почему-то казалось, что так любая просьба выглядела весомее.
Вряд ли все эти поговорки производили на фюрера впечатление, но на этот раз он смилостивился и, вызвав Видемана, небрежно бросил: «Пригласите этих засранцев!»
Конечно, это вовсе не означало, что Ева могла в любой момент вмешаться в политику и уговорить Гитлера пойти против свой воли, если это было даже на пользу государства. «Гитлер, — пишет Н. Ганн в своей книге «Ева Браун», — не был распутником, подобно Людовику IV, у него, в отличие от Людовика XVI, был по-настоящему мужской характер, и уж тем более никогда не было желания уподобиться Фридриху Вильгельму III и спрятаться за женской юбкой. На Гитлера с юных лет никто не оказывал никакого влияния, и из разговоров в ставке видно, что он отвергал многие предложения своих паладинов, а над некоторыми даже откровенно издевался. Даже Борман мог лишь незначительно влиять на его решения и являлся только исполнителем его приказов. Роль Евы Браун заключалась в беспрекословной демонстрации своей верности Гитлеру и готовности служить ему опорой в любой ситуации. В сущности, он доверял только ей.
«Как вам понравилось мое обращение с дипломатами?» — спросил он Еву, и услышанное в ответ слово «поразительно» вдохновило его гораздо больше, чем подпись под текстом Мюнхенского соглашения.