Это был не только ответ «самодовольным господам во фраках и цилиндрах», но и призыв к поникшей было партии верить в своего лидера несмотря ни на что. Более того, Гитлер был настолько разъярен, что в какой-то момент чуть было не спустил с поводка рвавшихся в бой штурмовиков. Но, вовремя опомнившись, вызвал к себе уже ставшего в стойку Рема и твердо сказал:
— Никаких выступлений! Ты понял меня, Эрнст?!
Рем нехотя кивнул.
Конечно, Гитлер и не думал выступать против рейхсвера. Более того, добиваясь отмены смертного приговора для пятерых убийц из СА, он делал это отнюдь не ради сохранения их жизней. Только так он мог продемонстрировать СА отеческую заботу о своих штурмовиках и удержать их от самовольного выступления. Но сидеть сложа руки и дожидаться очередных пощечин Гитлер тоже не собирался. Прекрасно понимавшие тактику Гитлера фон Папен и фон Шлейхер старались измотать фюрера и заставить его принять все их условия.
В таких условиях Гитлер все же принял предложение Штрассера и повел переговоры о совместной борьбе против фон Папена с ненавидевшей канцлера партией «Центр». Он встретился с Брюнингом, который отчаянно боролся против Папена с помощью того же «Центра», и предложил сместить президента парламентским постановлением. Однако Брюнинг отказался. И не только потому, что любой выпад против героя мировой войны мог настроить нацию против него, но главным образом из-за опасения, что вместо Гинденбурга президентом станет сам Гитлер.
Оставив фон Папена в покое, Гитлер обратил свой взор на рейхстаг. Ни о какой серьезной работе в парламенте, имевшем в своем составе 230 нацистов и 89 коммунистов, не могло быть и речи, он представлял собой самый настоящий вулкан с кипящими в нем страстями. Особенно если учесть, что председателем рейхстага не без помощи «центристов» стал Герман Геринг, который уже говорил о смещении канцлера.
Однако фон Папен не очень-то боялся депутатов, так как уже имел указ президента на роспуск парламента. Это мощное оружие он мог пустить в любой момент. Гитлер не знал об этом и спешил. В отличие от других политиков он не мог ждать, поскольку сила его партии заключалась не в уверенности избирателей, что он выполнит их требования, а в их вере в грядущую победу. Если бы нацисты не сумели взять власть именно сейчас, доверие бы к ним сильно пошатнулось. Положение осложнялось тем, что после его встречи с президентом 13 августа, которую фон Папен превратил в общественную порку, Гитлер не желал никаких новых выборов и старался сделать все возможное, чтобы предотвратить роспуск парламента.
12 сентября коммунисты вынесли вотум недоверия канцлеру и потребовали голосования, которое оказалось не в его пользу. Папен извлек из специальной красной папки указ президента, вручил его Герингу, и нацисты потерпели очередное поражение. Что бы потом ни говорили сам Гитлер и его вожди, все это уже не имело смысла. Народ видел одно: самая крупная фракция оказалась бессильной против канцлера, который разогнал их с необычайной легкостью. А значит, он был сильнее. Все другое в глазах избирателей не имело уже никакого значения.
Конечно, нацисты постарались сделать хорошую мину при плохой игре, и Грегор Штрассер лез из кожи вон, дабы привлечь на свою сторону рабочих, много и очень ярко говорил об «антикапиталистическом стремлении» и «протесте народа против государства» и старался привлечь некоторых левых. Но это было проще сказать, чем сделать, и Геббельс содрогался при мысли, что ему снова придется руководить предвыборным сражением.
Упал боевой дух и всей партии, и дело дошло до того, что многие партийные организации не спешили оплачивать долги, сделанные ими во время июльских выборов. Не в пользу нацистов складывалось и общественное мнение Германии, которая была потрясена убийством рабочего в Потемпе, и многие политические обозреватели не сомневались, что нацистам уже не одержать победы.
Надо отдать должное Гитлеру: в те тяжелые для движения дни он сделал все, чтобы сохранить веру партии в него. В конце октября партийные руководители собрались на заседание в Мюнхене, на котором царили всеобщее уныние и растерянность. Неимоверным усилием воли Гитлер сумел подавить пессимизм. Геббельс записал в своем дневнике: «Он велик, он выше всех нас. Он поднимает дух партии из самых черных глубин. С ним во главе движение победит».
Однако одного духа для победы было мало, нужны были еще и деньги. И немалые. А вот их-то как раз и не было. Тот же Геббельс говорил о том, что деньги стало доставать все труднее, поскольку «все господа с образованием и состоянием поддерживают правительство». Так оно и было на самом деле, и встревоженные усиливающимся радикализмом некоторых сторонников Гитлера промышленники собрались 19 октября в Берлине и создали политический фонд в размере двух миллионов марок в поддержку правительства фон Папена.